Алексей Дмитрич приблизился к жене и, поцеловав ее в лоб, заглянул в глаза. Не отвести взгляд для Виктории стало настоящим испытанием.
— Ты пойми, что я очень за тебя волнуюсь, — тихо сказал мужчина, поочередно целуя ее руки. — Ты — всё, что у меня есть.
Он ушел, оставив Викторию в тоскливой тишине. Глядя ему вслед, она испытывала боль и жгучий стыд. Как слепы иногда мужчины! И как наивны они в своем детском убеждении, что все идет так, как они задумывают!.. Не зная, куда деть себя, Виктория ходила по комнате, растирая виски. Назад уже ничего не вернуть, да она и не хотела бы ничего возвращать — минувшая ночь определенно стала самой счастливой в её жизни…
Ну почему все так сложно? — в отчаянии думала Виктория, чувствуя, как кровь пульсирует в венах с удвоенной скоростью. За любое счастье — даже самое мимолетное — приходится платить столь высокую цену…
Она не хотела врать.
Она всегда пыталась жить правильно.
Она не могла отказаться от Пестеля — особенно теперь, когда решающий шаг был уже сделан.
***
Сорок два дня.
Пестель сам не знал, зачем считает дни до возвращения в Петербург. Это казалось ему детской прихотью — глупым суеверием! — но, просыпаясь каждое утро, он неизменно вычеркивал еще один день.
До восстания оставалось чуть больше года, но Пестель был умным человеком и знал, что им нужно быть готовым в любой момент. Могло произойти все, что угодно — начиная от бунта среди населения и заканчивая войной, а значит, должны быть предусмотрены любые варианты развития событий. Пестель это осознавал. Как и то, что он один это понимает.
Добросовестно пытаясь работать в прежнем ритме, Пестель дни напролет проводил в лихорадочном действии. Он успевал совмещать все, и Барятинский начал посмеиваться над ним. Говорил, что у Пестеля родилось второе дыхание. Пестель усмехался, отвечал в своей манере что-то очень колкое, а про себя думал, что у этого дыхания вполне определенное имя.
Виктория.
Чужое, режущее слух русскому человеку, но такое родное и близкое! Имя, ставшее их общим — и его личным — девизом, волшебным словом, напоминающим о том, ради чего стоит жить. Пестель сам не заметил, как его идеалы и планы на будущее претерпели изменения. Он по-прежнему считал, что, даже если они не умрут, они — мученики за свободу Отечества… Но теперь он надеялся на то, что они все-таки не умрут.
За сорок два дня он получил от нее двенадцать писем; столько же написал в ответ. Если Виктория посылала ему письма обычным способом, то Пестель слал их на свой петербургский адрес, чтобы молодая женщина могла их забрать в тот момент, когда ей самой будет удобно. Ведя переписку, они обманывали всех вокруг, но ни разу за все время у Пестеля не возникло даже намека на угрызения совести. Чертанова — супруга Виктории — ему тоже было совсем не жаль. Пестель знал Викторию дольше, и именно поэтому — как полагал он сам — у него на нее больше прав.
Как бы то ни было, но, томленный разлукой с ней, Пестель ждал своего возвращения в Петербург с нетерпением и угрюмым недовольством собой. Если бы еще год назад ему кто-нибудь сказал, что он будет настолько увлечен женщиной… ей богу, он бы не поверил.
За сорок два дня Петербург изменился до неузнаваемости. Свежая зелень распустилась повсюду — куда ни пойди, во всех скверах благоухает ранняя сирень и жимолость. Да и от белых ночей Пестель отвык — был уже поздний вечер, когда он вернулся в столицу, но небо все еще было светлым. На минуту он даже обманулся и собирался было идти прямо к Виктории, но, спохватившись, взглянул на часы. Визит пришлось отложить на утро.
Шагая по мирно гудящим от людских разговоров улицам, Пестель впервые почувствовал, как тесен и душен мундир. Люди шли ему навстречу — нарядные, счастливые, молодые. Его взгляд часто находил в толпе парочки, и тогда Пестель вспоминал Викторию и задавался едким вопросом — гуляет ли она с мужем вот так?.. Наверняка.
Пестель дошёл до своего дома и легко поднялся на нужный этаж. На лестничной площадке, оперевшись о перила, кто-то стоял.
— Сергей? — удивился Пестель, приблизившись к молчаливой фигуре и узнав в ней Муравьева-Апостола. — Вот уж не ожидал тебя встретить сегодня. Ты по делу?
— Узнал, что ты приехал, и решил навестить, — серьезно ответил Сергей, пожимая товарищу руку в знак приветствия. — Если ты, конечно, не возражаешь.
Пестель легко мог бы сказать, что устал с дороги, но почему-то он не стал этого делать. Вместо того, чтобы придумать предлог для того, чтобы Сергей ушел, лечь в спальне и уснуть, как ему мечталось, когда он был еще в пути, Пестель открыл комнату и любезно пригласил Сергея войти.
— Вина нет, — с порога предупредил Пестель, окидывая придирчивым взглядом пустую квартиру. — Еды тоже. Совсем.
— Собственно, я только хотел сказать тебе одну вещь, — вдруг смутившись, заметил Сергей. Он прошел за Пестелем в гостиную, вслед за ним, занял кресло напротив и устало откинулся на спинку.
Пестель окинул его внимательным взглядом. Они не виделись уже очень давно, и Пестель, представляя себе их встречу, совсем не думал, что она будет именно такой. Этот нежданный визит Сергея вызвал в памяти далекие воспоминания — когда-то давно Муравьёв-Апостол точно так же пришел к нему поздно вечером. Только тогда была зима, и в окна не просачивался, как сейчас, приглушенный свет белых ночей, и… и в тот раз, кажется, Сергей принес отнюдь не добрые вести.
— Что-то случилось? — насторожившись, спросил Пестель.
Сергей тряхнул головой. Его вечно взъерошенные волосы привычно торчали во все стороны. Нахохлившись, похожий на вороненка, Сергей выглядел даже забавно, и Пестель, расположенный в этот вечер благодушно, позволил себе незаметную усмешку.
— Решение о слиянии перенесено на следующее лето, — сказал Сергей то, о чем все они уже знали. — Что думаешь об этом?
— То же, что и раньше, — пристально глядя на собеседника, ответил Пестель. — Это большая ошибка. Все это знают. — тут Муравьёв-Апостол задумчиво кивнул. — И ты тоже, Сергей, знаешь. А я знаю, что ты пришел не за этим.
Сергей, забывшись, кивнул снова, но тут же понял свою промашку. Его задумчивый взгляд встретился с требовательным взглядом Пестеля, и Муравьёв-Апостол сдался.
— Я несколько раз видел, как сюда заходила Виктория, — сказал он, не отводя взгляда. — Знаю, это меня не касается… Но если
