Хасс тихо вякнул, как котенок, и повесил голову, распятый на копье Габриэля и руках Вельзевул.
Страшно закричала Михаил, увидев произошедшее, Хастур от шока ее даже выпустил, отшатнувшись. Крик ее был словно материален, как волна, он сорвал крышу с ангара и выгнул толстые металлические столбы. Выронив нож, архангел бросилась к Габриэлю и Вельзевул, оттолкнула их в разные стороны и опустилась на землю, прижимая к себе тело мальчика.
Снова громом о каменные плиты ударилось копье, и одновременно сел, обхватив голову, Фергюс. Он, обессилев после того, как сдерживал владыку ада и архангела, еще не понял, но увидел лица тех, кто замер вокруг, и огляделся, осознавая.
— Может быть… оживить… Кроули, — Хастур обернулся вихрем и материализовался рядом с демоном, который оцепенел от увиденного и даже не шарахнулся, когда возле него появился герцог ада. — Ты же создавал звезды, ты можешь вернуть время вспять.
— Не могу, — едва слышно ответил демон, пытаясь отвернуться, но не в силах отвести взгляд от страшной картины. — Я это уже сделал.
— Кто тогда погиб? — Хастур открыто, не отрываясь, смотрел, как Вельзевул, всегда страшная в своей невозмутимости, воет, стоя на коленях и запрокинув голову, окончательно потеряв похожий на человеческий облик. По ее лицу и шее струились кровавые слезы. Габриэль стоял в стороне, неподвижный, замерший и заледеневший, как погасший вулкан.
— Ты, — отозвался Азирафаэль. — Михаил. Вельзевул. Габриэль.
— И как я погиб? — поинтересовался Хастур, выуживая из кармана плаща сигареты.
— Ты убил Михаил, — сказал Кроули.
— А-а, ну тогда понятно, — Хастур в одну затяжку выкурил всю сигарету, размазал ее ногой по камню, поднял руку, и в нее влетел нож Михаил, когда-то выкованный им самим в преисподней. Рукоятка потеплела, радуясь возвращению к истинному хозяину. Демон перехватил нож удобнее и неспешно направился к Сэму и Дину.
— Ты что задумал? — спросил Азирафаэль ему в спину, потом толкнул в бок Кроули, тот — Кастиэля. И Кастиэль едва успел материализоваться за спиной братьев, схватить их за воротники и переместиться как раз в тот момент, когда Хастур отточенным движением полоснул клинком по их шеям — двоих одним ударом. Дин провел ладонью по горлу — на нем все же образовался небольшой порез.
— Зачем это еще? — выкрикнул Кроули. — В жертву их принести собрался?
— Хассалех сам принес себя в жертву, ты не хуже меня знаешь, что выкупить добровольную жертву нельзя, — спокойно ответил Хастур, голос его был совершенно мертвым. Он никого не преследовал, а попыткой убийства пытался выплеснуть свое горе: потому и неудачной, что он был слишком раздавлен, чтобы даже хотеть убить. — Они его не уберегли. Он не должен был появляться здесь.
Михаил обнимала Хасса, единственное существо из всех, когда-либо живших, которое она любила искренней земной любовью. Хастур — это было совершенно другое чувство, а Хассалех был тем, кто заставил ее пойти против высшего закона и сохранить втайне его рождение. Габриэль продолжал стоять неподвижно, глядя перед собой: на лице его переливались золотом енохианские письмена, выступившие из-за благодати Хасса; теперь ее некому было возвращать. Вельзевул запустила пальцы в камень, сжимая его, превращая в каменную крошку, в пыль, роняя на нее кровавые слезы. Души рвались наружу из нее, переполненные ее отчаянием, и разрывали ее изнутри.
Хастур подошел к Михаил и положил ей руку на плечо.
— Я могу попробовать вернуть его к жизни демоном, — пожал плечами он. — Если ты хочешь.
— Хочу, — сразу вскинулась Михаил. Хастур положил его на спину на камни, Михаил поддержала его голову: братья смотрели на это в изумлении. Уж кто-кто, а Михаил казалась им самой принципиальной, но тут она, не Габриэль, не Вельзевул, а именно она соглашается на возвращение Хасса как демона. Самого могущественного демона из когда-либо существовавших, более сильного, чем сам сатана.
— У меня не получается, — Хастур растерянно посмотрел на свои руки. — Он как будто сопротивляется… точнее, не сопротивляется, а словно его нет, совсем нет.
— Он не хочет, — вдруг проговорил позади всех высокий чистый голос. Дин и Сэм обернулись и увидели, что к ним идет появившийся из ниоткуда человек в джинсах и полосатой толстовке.
— Ты еще кто? — Дин преградил ему дорогу, понимая, что все древние раздавлены сейчас гибелью Хасса.
— Я? — удивился тот. — Ты ко мне обращался не так давно, я думал, ты меня узнаешь.
— Удиви меня, — отозвался Дин.
— Я Бог, — подошедший вынул одну руку из кармана и протянул Дину, крепко пожал его ладонь и спрятал снова. Медальон на шее старшего Винчестера засиял сквозь одежду, даже сквозь кожаную куртку. — Одно из лиц. Бог же триедин. Хотя ты, — он скептически смерил Дина взглядом, — вероятно, и не в курсе.
— Ты? — Кастиэль шагнул к нему. — Я искал тебя, я искал тебя во всей вселенной!
— У меня были дела, — Бог обернулся к нему на мгновение. — Что-то случилось?
Вельзевул поднялась на ноги и повернулась; лицо ее, всегда белое и сухое, растрескалось и осыпалось по трещинам, как глиняная маска.
— У меня был сын, — тихо сказала она. — А теперь я убила его.
— Я знаю, — ответил Бог, протягивая к ней руки, словно для объятий. Вельзевул качнулась в его сторону, но в последний миг отшатнулась назад.
— Зачем ты тогда спросил?
— Мой сын тоже умирал, — продолжил Бог. — Я видел это. Я мог спасти его, он просил меня, но я этого не сделал. Я чувствую твою боль, Вельзевул.
— Уничтожь меня, — попросила владыка ада. — Сотри меня, сделай ничем. Пусть моя смерть будет настолько мучительна, что я забуду о том, что я натворила.
— Не ты убивала его, Вельзевул, — Бог взглянул на архангела. — Вы оба сделали это.
— Я не хотел, — Габриэль подошел и встал рядом с Вельзевул, и Сэм с Дином заметили наконец, что он бесконечно стар; Кастиэль теперь рядом с ним казался ребенком. — Я верил, что делаю все правильно.
— Кто ты, Габриэль? — спросил Всевышний. Габриэль посмотрел на него, на Вельзевул и, отступив на шаг, распахнул крылья. Бело-золотые перья опадали с них, как лепестки сухих цветов, крылья таяли на глазах, и растворялись золотые письмена на лице и руках архангела.
— Я
