Кроули и Азирафаэль, скрестив для приличия пару раз клинки, совсем уж без энтузиазма ходили друг вокруг друга, делая вид, что примериваются для решительной атаки. Но Азирафаэль заметил Дина с Хассом и сделал знак демону: оба поспешили к ним. Дин даже не успел ничего предпринять, только обрадоваться, что эти ангел и демон за них. Кроули на миг обнял Хасса, прижав к себе, заглянул в глаза, сразу замечая все: словно прозрачную кожу, почерневшие вены, лопнувшие сосуды в глазах.
— Дай ему свою благодать, — сказал он Азирафаэлю.
— Она другого рода, — покачал головой ангел. — Ему подходит только его, в крайнем случае, архангельская, моя для него — все равно что капля воды для умирающего от жажды.
Азирафаэль тем не менее попытался как-то наладить работу внутренних органов, исцелив перетруженное сердце, и Хасс вздохнул немного свободнее. Дин, оставив на них Хассалеха, побежал к Сэму. Тот уже едва держался: демон, несмотря на то, что его поле было ограничено одним метром ловушки, умудрился накинуть Сэму на руку свой ремень, затянуть и связать их левые руки, а в ближнем бою им не было равных.
— Кто это вообще? — Дин на миг остановился возле Кастиэля, который вместе с Кроули удерживал плиту в воздухе.
— Генрих Гиммлер, — отозвался ангел.
— Нацистский оккультист? — переспросил Дин. — А почему он так дерется? Круче охотника.
— Внешность обманчива, — просипел в ответ король ада. — Он еще и на нас обоих давить успевает.
Дин вклинился в пентаграмму третьим и перерезал ремень; Сэма вышвырнуло за пределы круга.
— Я могу сделать так, что Хасс выживет без благодати, — сказал Генрих Дину. — У Вельзевул нет резона оставлять в живых его отца. А если его заберу я, возможно, они даже будут видеться.
— Поразительная дипломатичность для вонючего нациста, — оскалился Дин. — Что ж ты так со Сталиным не договорился?
— Он был недоговороспособен, — ответил Генрих, подумав. Они с Дином еще не обменялись ни одним ударом, только обходили друг друга по кругу, примериваясь для атаки.
— Дин! — вдруг крикнул Сэм, доставая из кармана телефон, чудом не разбившийся.
— Ты что, решил сделать фото на память? Очень вовремя!
— Кроули не должен слышать!
Дин понял мгновенно и только успел порадоваться, что Сэм все же не откладывает важных экспериментов на потом. Выскочив из пентаграммы, он подбежал к Кроули и ладонями зажал ему уши.
— Охуел? — поинтересовался король ада, который не мог отпустить плиту.
— Потом спасибо скажешь, пупсик, — ухмыльнулся Дин, и тут Сэм включил запись молитвы экзорциста.
— Нельзя изгнать демона из собственного тела, идиот, — тяжко вздохнул Фергюс. Дин обернулся — и точно, Генрих демонстративно посмотрел на часы и возвел очи наверх, рассматривая плиту. Дин убрал руки. — Тогда со всех сил опусти ее ему на голову.
— Не поможет, — напомнил Кроули.
— Не должно.
Демон переглянулся с Касом, и оба, поняв друг друга без слов, немного приподняли плиту и обрушили ее Генриху на голову.
Генрих лишь на миг потерял зрение, но когда снова стал видеть, все его существо пронзила невыносимая боль: она пронзила его дух, естество, а не тело. Дин Винчестер, успев воспользоваться одной секундой его дезориентации, вогнал ему в грудь демонский клинок.
— Гитлер капут, — проговорил Дин, выдергивая нож.
— Ты безнадежен, — Сэм наконец поднялся. — Гитлер капут? Это ты сказал последнему нацисту?
— Не последнему, — подошел Кроули, отряхивая руки. — Есть еще Геринг, но он по другой части. Так что у тебя есть шанс придумать фразочку получше.
Дагон сумела повалить Уриэль на землю и прижать ее к плитам своим телом, мгновенно по собственному желанию увеличив свой вес до такой степени, что промялся под ней пол ангара: вся мощь океана была в ее худом теле, и Уриэль забилась под ней, пытаясь освободиться, но демон, медленно ощерив длинные острые зубы, какие бывают у придонных рыб, вцепилась ей в плечо, ожидая крик. Но Уриэль молчала, пытаясь высвободить руку, прижатую к полу собственным весом.
— Почему ты не кричишь? — недовольно спросила Дагон, облизывая окровавленный подбородок длинным белым языком. Она впилась снова, и Уриэль, словно от боли, дернулась вбок, выхватила нож и воткнула его Дагон в живот.
Демон дернулась, хватаясь за рану: на Уриэль полилась соленая океанская вода, она сумела сбросить Дагон с себя и откатиться в сторону, вскочить. Правая рука теперь бесполезно висела, но Уриэль подобрала меч левой. Дагон, стоя перед ней на коленях, оперлась на короткое копье; древко удлиннялось, и Дагон поднялась на ноги.
— Она ее сейчас грохнет, — шепнул Дин, и Сэм, вздохнув, решился.
— Уриэль! — окликнул Винчестер, и когда ангел повернулась, отстегнул от пояса флягу. — Там святая вода!
Уриэль буквально на лету сорвала пробку и выплеснула на Дагон почти всю флягу.
========== Часть 10 ==========
Хастур и Вельзевул одновременно обернулись в сторону Дагон, которая замерла, смирившись с неминуемой смертью, но от нее валил дым, раздавалось мерзкое шипение, а сама демон не исчезала.
— Что за… — удивленно протянул Хастур, наклоняя голову. — Эй, ты должна была умереть! — возмущенно сказал он. — Лигур умер!
Дагон посмотрела на свои руки, на которых затягивались ожоги, осторожно лизнула свою ладонь: святая вода на белесом языке зашипела, но не более того.
— Что ты мне дал? — истерично выкрикнула Уриэль. — Древние погибают от святой воды!
— От их святой воды можно умереть, только если в ней потонуть, — хмыкнул король ада, внезапно догадавшись. — Они ж ее сами освящают, а не в церкви. А если и в церкви, то не у старых-добрых католиков, а у своих еретиков. Обожаю церковные послабления, неужели никто никогда не думал, что скамеечки для удобства и месса на полчаса имеют далеко идущие последствия?
Дагон оскалила снова человеческие зубы и рассмеялась весело и заразительно.
— Второй раунд, красавица, — бросила она Уриэль и крутанула в воздухе копье, прочертила по плитам глубокую борозду. Ангел передернулась от звука и подняла меч. Дин и Сэм, вместе с Кастиэлем и Кроули вернулись к Хассалеху, окружили его, готовясь отразить атаку со стороны любого, хоть ангела, хоть демона. Хасс привалился виском к боку Азирафаэля, пытаясь собраться с силами.
Хастур, умудрившись наконец обойти архангела со спины, обхватил Михаил обеими руками и поднял над землей, готовясь вбить ее спиной в камень, разбив хрупкую — для него — телесную оболочку, вспоминая только о том, как носил ее на руках,
