Габриэль был глотком живительной влаги: он научился давать силы напрямую ребенку, почти не задевая благодатью Вельзевул, работал за нее с адскими отчетами, погрузив в почти человеческий сон и подняв своей силой над каменной постелью, так что Вельзевул снился полет, тот самый полет, которого она навсегда была лишена после падения, когда потеряла крылья.
***
Дин поставил перед Хассом тарелку с бутербродом и положил ему руку на плечо, не давая выскользнуть из-за стола.
— Если я с тобой нянчусь, то изволь не помереть в мою смену, — сердито сказал он, все еще не смирившись с тем, что из всех именно он вынужден сидеть в тылу.
— Я не хочу, — Хасс отвернулся. Он не мог глубоко вдохнуть, начинали болеть ребра, не мог выпрямиться — кружилась голова. Он старался терпеть молча: Дин все равно ничего не исправит, а отец, когда вернется, сразу поможет. Если будет жив и вернется. А вернется он только в том случае, если убьет Вельзевул. «Лучше бы меня не было», в который раз тоскливо подумал Хасс, сглатывая скапливающуюся во рту кровь: не хватало еще Дина напугать.
Дин вдруг увидел, что тело Хасса окружено мерцающими огоньками, явно ангельского происхождения, рванулся к нему и сдернул со стула, прижал к себе: он был уверен, что Хасса пытаются забрать Небеса, потому не сразу понял, что теперь они находятся не на небе, не в бункере, а возле ангара, и именно их появление заметила Вельзевул, невольно качнувшись в сторону.
Тяжелая стрела, пущенная с близкого расстояния, пробила ее насквозь, порвав на спине военный черный китель. Владыка ада отступила на несколько шагов, удивленно глядя на дрожащее белое оперение стрелы; она даже не успела вытащить саблю из ножен, только положила руку на эфес. Габриэль медленно опустил лук, ожидая, что сейчас она осядет на землю, и все кончится, но Вельзевул продолжала стоять неподвижно, с приоткрытым ртом смотря на архангела.
Дин успел зажать Хассу рот и, держа его на весу, отвернуться так, чтобы он не видел. Ладонь — он чувствовал — была мокрой от слез, но когда Хасс перестал вырываться и, ослабев, ткнулся лицом ему в локоть куртки, увидел, что это не слезы, это кровь.
— Эй, Хасс, только вот умирать сейчас не надо, — Дин встряхнул его, пытаясь привести в чувство.
Вельзевул неторопливо положила руку на древко стрелы и, поднатужившись, вытащила ее, повела плечами, морщась от тянущей боли. Переломила стрелу и бросила ее Габриэлю под ноги.
— У тебя было время прочесть себе отходную молитву, — сообщила она Габриэлю и молниеносно выхватила саблю из-за пояса; тот едва успел поставить под удар инструктированный металлом лук, которым закрылся от неминуемой гибели.
Демон напротив Сэма прищурил глаза за стеклами круглых очков и вдруг быстрым шагом пошел на него, держа шпагу наготове. Кастиэль попробовал отбросить его назад, но демон легко отбил атаку, и Кастиэль отлетел к краю ангара. Сэм крепче сжал в руке демонский нож.
— Как ни странно, у меня нет цели убить тебя, — с заметным немецким акцентом проговорил демон. — Отойди с моего пути.
— Ты его не получишь, — Сэм на миг обернулся на Дина, который, держа едва способного стоять на ногах Хасса за руку, второй выхватил тесак.
Кастиэль с трудом поднял голову и увидел перед собой короля ада, который прижал палец к губам и продемонстрировал нарисованную на камне пентаграмму. Ангел понял его без слов и тоже принялся выламывать плиты с нарисованной на них ловушкой. Нарисованная на плитах пентаграмма взмыла вверх и зависла над демоном, и бросившийся на Сэма демон наткнулся на непроницаемую невидимую стену.
— Убей его, Сэм, пока он в ловушке! — крикнул Дин. Сэм кивнул и вошел в пентаграмму: теперь они были один на один.
Копье Михаил со свистом описало круг и выбило из руки Хастура плеть; демон словно обрадовался этому, перехватив теперь двумя руками тяжелый меч, который оставлял в воздухе дымный след от каждого удара. Губы демона были плотно сжаты, взгляд подмечал любое действие Михаил; она знала, что он наслаждается каждым мгновением, по-настоящему захватывающим боем - они бились на равных, единственные, кто мог это сделать, даже Габриэль уступал Хастуру в ближнем бою, к тому же ставки так высоки — ее или его жизнь. Это последние минуты, когда они видят друг друга, могут друг друга коснуться; словно услышав ее мысли, Хастур вдруг выбросил вперед руку, схватил Михаил за локоть и притянул к себе.
Архангел обвила руками его шею, жадно целуя в губы; у Дина рот раскрылся от изумления — он и подумать не мог, что Габриэль далеко не один. Эти древние ангелы и демоны живут по своим законам, но потом он заметил, что ладонь Михаил скользнула вниз по плечу Хастура, по руке и наконец добралась до рукояти меча. Хастур тяжелым взглядом посмотрел вниз, дернул меч к себе, но Михаил вцепилась в него мертвой хваткой, к тому же у нее было копье, послушно укоротившееся до размеров ножа, и она отбила оружие, остановилась напротив Хастура, с трудом удерживая его меч.
Переломился лук Габриэля, и Михаил, подумав, окликнула его и бросила ему свое копье, сама взялась покрепче за рукоять меча Хастура. Демон стоял напротив нее безоружный, но стоило ей попробовать приблизиться к нему, как он, издевательски усмехнувшись, щелкнул пальцами, и его меч, послушный ему всегда, растаял, оставив на руках архангела черную пыль. Но Михаил не остановилась, на ходу вытаскивая из-за пояса демонский нож, отнятый ею у Хастура на заре второго тысячелетия существования Земли.
Габриэль отбросил обломки лука и, на лету перехватив копье, направил его на Вельзевул. Древко копья удлиннилось, и острие едва коснулось шеи Вельзевул, порвав кожу, та успела увернуться, но все равно кровь потекла на черный китель. Дагон, в отличие от прочих демонов, владевшая стихией воды, а не огнем, получила в соперники Уриэль, считавшуюся одной из лучших небесных воинов. Уверенность древнего демона таяла вместе с силами; Уриэль обрушилась на нее как лавина, как божья кара — и Дагон едва держала оборону. Дагон не знала, что Уриэль в течение веков тренировал сам Габриэль, делая из нее кого-то вроде Михаил, но полностью подчиненную ему. Он никогда не озвучивал, но его крайне беспокоил тот факт, что и он, и второй после него архангел оказались в ситуации непозволительных контактов с представителями оппозиции, и ему нужен был кто-то, кто точно всегда сохранит ясную голову. Ей и стала Уриэль. В ней не было злости по отношению к Дагон, она не воспринимала ее
