Кстати, насчет подвохов. Никак не могу выбросить из головы разговор с Дрейком по поводу искажения результатов моего испытания.
— Как это понимать? — не сдержала я возмущения.
— Поверь, так было нужно.
— Но это же подлог! А отбор? Выходит, его результаты так легко подтасовать?
— Нет! Хельга, твой случай — исключение. Бальтазар действовал по обстоятельствам. Никто не знает, что ты можешь видеть сокрытое, пусть и дальше так остается.
— Хорошо. Но нельзя ли было это сделать как-то по-другому? Чтобы не пачкать мою репутацию. Теперь я любвеобильная провинциалка! Бр!
— Согласен, не слишком удачный ход.
— О да! Выставить меня девицей легкого поведения действительно не очень удачный ход, особенно с моей точки зрения.
Я решила, что при случае обязательно отомщу демонюке каким-нибудь изощренным способом. Пусть на своей шкуре все прочувствует, гад!
— Не обижайся, Хельга. Если бы ты его раскусила прямо перед стрекозами, твоя уникальная способность стала бы общим достоянием. Это могло еще больше заинтересовать бьосов.
Разговор, что я уже в который раз прокручивала в голове, прервал истошный крик, раздавшийся из-за правой стены. Не сговариваясь, мы остановились как вкопанные.
— Марр иль Толла… — тихо произнесла Миттернат.
Шли мгновения, но больше ничего не происходило, не считая того, что ноги стали мерзнуть.
— Идем? — как-то не очень уверенно оглянулась на нас всех Перфекта, точно в поисках поддержки.
И разом стало неуютно. Свет немного померк, скрежет и шорохи за стенами стали перемежаться шепотом, или это только нам кажется? Мы инстинктивно сомкнули ряды, позабыв о соперничестве, и двинулись дальше, ступая еще осторожнее. Постоянно хотелось оглянуться — не покидало ощущение, что в спину кто-то смотрит. Остальные невесты чувствовали себя не лучше.
Флориана переступала, плотно обхватив руками плечи и глядя перед собой. Орана стиснула кулаки и хмуро озиралась намного чаще, чем это требовалось. Левантер вытянула руку, и с ее ладони в воздух взлетели несколько ярких светлячков — боевую магию здесь нельзя было применить, но простенькие бытовые заклинания допускались.
Я почти все время старалась разглядеть скрытое. Интересно, ничего подозрительного не вижу, потому что ничего здесь и нет или потому что это слишком крутая магия, чтобы мне ее разрешили использовать? У меня вырвался нервный смешок, заставив идущую впереди эльфийку вздрогнуть и обернуться. Раздалось укоризненное:
— Тш-ш-ш!
— Извини, — ответила я ей почему-то шепотом.
В этот момент заорали слева вдалеке. Сначала один голос, затем второй. И практически сразу же испустила вопль Левантер. Не сдержав крепкого словца, я схватилась за горло. Мгновенно убедившись, что нет никаких видимых причин так громко себя вести, оттолкнула бледную Иилиму и бросилась к блондинке. Перфекта застыла, широко распахнутыми глазами глядя в никуда, и, зажав побелевшими пальцами уши, вопила на одной ноте.
— Тише! Эй?
Рот красотки блондинки закрылся, но лишь для того, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. После чего она снова перешла на ультразвук.
— Что происходит? — как-то надрывно и с нотками паники в голосе спросила орчиха.
Она снова бестолково заозиралась по сторонам и потянула руки к отсутствующему оружию.
— Прекрати!
Я с силой тряхнула Перфекту за плечи, и та, отшатнувшись, упала навзничь, проваливаясь сквозь, казалось бы, неприступную стену лабиринта.
— Нет-нет-нет-нет… — повторяла принцесса орков. — Нет-нет-нет-нет!
Я, часто дыша и ощущая, как поток воздуха леденит мне ноги, наблюдала за тем, как Орана встает на колени, затравленно глядя куда-то наверх.
— Нет-нет-нет-нет…
Исчезнувшую Левантер сменила Иилима, огласив пространство не менее противным визгом. Новая матерная тирада немного помогла сосредоточиться. Я подняла потяжелевшую вдруг руку и больно ударила по собственной щеке. Не нравится мне, как ведет себя окружающее пространство. Стены лабиринта разъехались в стороны, путь впереди и позади стремительно зарастал, а земля под ногами принялась кружиться со все увеличивающейся скоростью. Взгляд вдруг выхватил Фло Миттернат, стоящую прямо посреди этой вакханалии. Ее необычные глаза стремительно меняли цвета.
Фиолетовый-сиреневый-розовый-красный…
— Дай мне руку! — отчетливо приказала она.
…малиновый-пурпурный-фиолетовый…
— Руку, Хель!
Привычная тишина операционной ударила по ушам. Попискивали приборы. Напротив хмурился Герман Владимирович.
— Сколько тампонов, Ольга?
— Ч-то?
Не веря глазам, я осмотрелась вокруг. Вопрос показался нелепым, вдобавок какая-то важная мысль крутилась в голове, но ухватить ее мне не удавалось.
— Сколько?
Герман Владимирович не кричал, но его вопрос давил точно многотонная плита, заставляя ощущать себя ничтожеством. Я постаралась собраться. Так. Что мы имеем? Судя по набору инструментария, заляпанному кровью халату и зашитому пациенту на столе — закончена многочасовая большая полостная операция. Вот только я совершенно не помню сам процесс. Прислушалась к себе. Ноги гудят, спина ноет, шея затекла. Я тут явно давно, ничего не понимаю…
— Что с вами, Ольга? Вы трижды подаете неподходящий инструмент, роняете его, а теперь вот это. Так, сколько тампонов было использовано?
Быстро пересчитала окровавленные комки в кювете и поняла, что я не знаю, сколько их было всего и сколько я подала. Подавала ли вообще? Кстати, а где ассистент? И анестезиолога не видно. И операционная какая-то грязная, мониторы почему-то не работают. Я вообще где? Взгляд привлек пациент, его живот был зашит огромными неаккуратными стежками суровой нитки, лицо закрыто простыней.
— Ты убила его. Ты!
Обвиняющие нотки прорезались в голосе заведующего. Сердце глухо билось у горла. Так не должно быть! Так не должно быть. Все какое-то неправильное. И… почему я ничего не помню? Вдруг стало важно узнать, кто же там лежит. Во рту сухо от паники, пот катится градом, спине и ногам жутко холодно. Я протягиваю руку, не решаясь откинуть неизвестно откуда тут взявшуюся застиранную серую ткань с полустертой казенной печатью… Состояние, будто сейчас грохнусь в обморок. Бросает в жар и в холод. Пальцы трясутся, я то и дело промахиваюсь, не выходит подцепить уголок. Нашатыря, что ли, понюхать, а то комната плывет перед глазами?
— Дай мне руку! — рявкает вдруг Владимир Германович, и это что-то мне напоминает.
Что-то важное настолько, что не могу ему отказать.
Крепкие пальцы до боли стискивают кисть, и вместо заведующего меня уже
