Возможно, страх в конце концов свёл бы её с ума или же превратил в пугливую серую мышку, но через трое суток после игры она вернулась в разгромленную квартиру. Кто-то, пока она отсутствовала, перерыл там всё сверху донизу. Долго сдерживаемые страхи прорвались наружу, и Злата готова была бежать куда глаза глядят, но тут очень кстати подвернулся Тимур. Она забыла на работе мобильник; Акимов воспользовался этим случаем, чтобы вернуть потерю, а заодно — напроситься к ней в гости. Наверное, он рассчитывал на приятный вечер с вином и домашним ужином, а угодил в дурную детективную историю с непредсказуемым «бывшим» и девушкой, балансирующей на грани истерики. К чести Тимура, он оказался рыцарем: поддержал, выслушал, утешил (хотя бы частично) и твёрдой рукой начал наводить порядок в покосившейся Златиной судьбе. Тимур рассудил совершенно верно, что в разорённой квартире искали вещи Рема, и захотел осмотреть тайник.
— И что? — не выдержал я, дослушав до этого места. — Что это было?
— Поклянись, что никому не скажешь, — потребовала Злата. Я пообещал.
— Разные омы и оты, — сообщил Акимов. — Целая куча.
Они списали названия на бумажку, и Злата тайком проверила их по каталогам Церкви и мэрии. Львиную долю Ремова клада составляли присоски с небрежно соскобленным треугольным клеймом Фабрики — похожими пользовались легионеры и прочие работники ТЦ. По окончании срока эксплуатации такие присоски подлежали уничтожению в топках ДУОБТ. Видимо, Серебряков утаил какую-то часть утилизируемого добра. По мнению Тимура, это был хлам, ни на что уже не годный. Но отыскалось между ними и несколько работающих присосок с надписями от руки на самодельных этикетках — Рем то ли сотворил их сам, кустарным способом, то ли прикупил на чёрном рынке. Возможно, он сбывал БТ-дилерам отработанные присоски, на основе которых подпольные умельцы делали собственное синт-оружие — новое, не учтённое в официальных реестрах. Это уже тянуло на преступление.
Но самой интересной находкой стали пластыри с зелёными наклейками — редчайшие омы и оты докризисной эпохи, созданные в какой-то «Лаборатории Абиогенеза». Ни Тимур, ни Злата ни разу о такой не слышали. Все доступные сведения, хранящиеся в терминалах системы «Мираж», касались только пластырей с красными наклейками, детища Первой Лаборатории. От этих открытий веяло духом какого-то давнего соперничества. Первая Лаборатория, предшественница Второй, скрывалась в стенах АВ-Башни и подчинялась самому Отцу-Основателю. Считалось, что никто, кроме Гиаза и его подчинённых, не владел секретом изготовления пластырей. И вот нате вам. Либо таинственная Лаборатория Абиогенеза была предшественницей Первой, либо конкурировала с ней в сфере БТ-технологий.
— Эх, Джона бы сюда, — посетовал я. — Возможно, он что-то об этом слышал…
Но даже ту информацию, которой они владели, собирать приходилось по крупицам. Они действовали осторожно и взвешенно, чтобы не давать повода к подозрениям. Пока суть да дело, девушка сменила адрес, перебралась поближе к «Подсолнуху» — жильё там стоило вдвое дороже, но она ощущала себя в большей безопасности. И купила систему сигнализации, которую Тимур отладил и настроил так, чтобы в случае опасности Злата могла отправить ему сигнал SOS. Они были уверены, что Рем не оставит её в покое, рано или поздно появится на пороге с требованием вернуть спрятанное добро. Вопрос заключался в том, когда ожидать визита? Чтобы выяснить это, требовалось понять мотивы бывшего утильщика, и немало часов ушло у них на горячие споры и бесплодные обсуждения.
Тимур напирал на то, что Серебряков, по всему видать, собирал свою коллекцию долго и тщательно. И на Фабрику явно ушёл не с пустыми руками. Готовился, значит, к походу. Но зачем он туда сунулся, что надеялся там найти и насколько причастен к обрушению Купола, оставалось неразрешимой загадкой. Злата предполагала, что Рем хотел отомстить оговодам и что диверсия на Фабрике — его рук дело, но Акимов отвергал эту гипотезу как слишком эмоциональную. За вторым вопросом, прямо вытекающим из первого, они обратились ко мне. Руководствуясь личными наблюдениями, я должен был сказать, добился ли Рем на Фабрике того, чего хотел. Я крепко задумался. Его нервозность бросалась в глаза, но это показатель недостаточный. Нервозность не говорит ни об успехе, ни о поражении. Но вот то, что он был зол… На огов, на себя, на весь мир. И я покачал головой.
— Нет, не добился. Тогда я этого не понял, а сейчас почти уверен…
— Тогда, — серьёзно сказал Тимур, — всё сходится как нельзя хуже. Свои вещи он забрать не смог, напрямую явиться к Злате побоялся, вот и полез на подземный склад, за новой порцией пластырей. Он хочет повторить попытку, потому что в первый раз оплошал.
Мёдом ему там, что ли, намазано? И какой смысл возвращаться туда, откуда сбежал? Я думал об этом ночью, когда проводил своих гостей, продолжал размышлять и наутро. Пробудившийся мозг подхватил нить рассуждений с того самого места, на котором вчера был застигнут сном. Я пытался собрать воедино всё, что мне было известно о Фабрике. Но вспоминались только истории Эдварда о разных видах огов; об оговодах, мне кажется, не было сказано ни слова. Я представлял их себе некими рабовладельцами, хозяевами ценного ресурса, предпочитавшими отсиживаться в тени. Перестарок удивлённо хмыкнул, когда после завтрака я полез в ТСМ, но расспросами донимать не стал. Через час сетевых разысканий я уже представлял себе в общих чертах всю историю Фабрики.
Основательницей этого предприятия была женщина, современница Гиаза. Судя по всему, оговоды свято блюли матриархальную традицию, так что и в наши дни Фабрикой управляла некая «Мистрис». Промышленным производством биоткани там поначалу не пахло: это был какой-то закрытый научный проект, запущенный с благословения Отца-Основателя. Но у оговодов, похоже, водились собственные деньжата:
