Пока я, притихнув, прокручивал в голове все эти мысли, мы добрались до машин. Они стояли смирно, этакие чудовища из металла и резины, послушные человеку в гораздо большей степени, чем биоткань. И куда более безопасные, несмотря на свои размеры. Я открыл ворота, а Зенон и Перестарок вывели наружу два фургона. Мы работали без прожекторов: город, охвативший нас шёлковыми тисками, давал достаточно света. Розоватый отблеск лежал на облаках, и дождь постукивал по плащу сверкающими иголками. Но когда я забрался в кабину к шефу, фургон показался мне кальмаром, плавающим в чернильном облаке. Внутренность кабины озарялась бледными огоньками приборов. Фургон качнулся, когда Зенон плавно взял с места. Шеф включил навигатор, вычисляя маршрут, и голова кальмара осветилась ярче, а наружные чернила сделались гуще.
— Шеф, — сказал я, присмотревшись к карте, — а мы точно едем в ДУОБТ?
— Это конец пути, — сдержанно отозвался Зенон, — начало будет не таким приятным.
Покосившись в мою сторону, он добавил:
— Только не вздумай там рассуждать о дезертирах. Сакахалла, при всех его тараканах, — не самый плохой человек. Он болезненно реагирует на промахи подчинённых.
Я послушно кивнул головой.
— Так, значит, у нас перемирие с утильщиками?
— А кто сказал, что была война? — сухо отозвался Зенон. По его тону я понял, что попал пальцем в небо.
— Ну, как же… — неуверенно пробормотал я. — Все эти шуточки… и на Арене они — наши главные соперники…
— И ты решил, что это всерьёз, да? — почти сочувственно спросил шеф. Я подумал, что сейчас он не выдержит и засмеётся, но Зенон сдержался. Это было ещё обиднее.
— Вот только не надо глума, — попросил я. — О подлой натуре утильщиков я слышу с тех пор, как попал в общагу.
— То есть, не меньше года? — уточнил Зенон. — Давно пора расстаться со стереотипами…
— Так что же это, игра? — не удержался я от ответной шпильки.
— Ну конечно, мы с Перестарком придумали всё ради собственного удовольствия, — ядовито сказал шеф. — Между прочим, Заши дружит кое с кем из утильщиков. И если б ты почаще отрывал задницу от скамейки запасных, тоже знал бы некоторых в лицо. Конечно, они не самые приятные парни в мире. Несколько лет назад они подложили нам здоровенную свинью. Но мы не пускаем их на свою территорию не из-за этого. Есть более глубокие причины.
— Какие? — вырвалось у меня.
Зенон, глядя сквозь лобовое стекло, покачал головой.
— Отношение к жизни. У нас и у них оно разное.
— Понимаю, — сказал я после паузы.
— Нет, не понимаешь. И некоторые другие в нашей общаге — тоже.
Передо мной забрезжила смутная догадка.
— Так вот почему вы не стали будить парней…
Зенон раздражённо прицокнул языком.
— Когда сегодня на совещании я заявил, что мои ребята не ездят на труповозках, господа иерархи процитировали мне несколько крамольных фраз, прозвучавших в стенах нашего общежития. Дословно процитировали, заметь. И намекнули, что этого им хватит для карательных мер. Кто-то сливает вас своему начальству, Бор. И это начальство — явно не я.
Оставшуюся часть пути я старательно размышлял над сказанным. Но когда Зенон начал сбавлять скорость, я сказал нарочито небрежно:
— М-да… А я переживал из-за какого-то забитого унитаза!
Шеф от души расхохотался. Когда его хохот стих, я услышал:
— Бестолковый ты парень, Бор! Надо было валить на утильщиков.
На такой вот нелепо-весёлой ноте мы оказались перед кордоном легионеров — где-то на юго-западной окраине города.
Они стояли у подножия штабеля, составленного из чёрных продолговатых мешков, все — с автоматами наперевес. И при виде их цепочки меня кольнуло недоумение. Если они обороняют эту баррикаду, то зачем повернулись лицом к городу? Чего вообще они ждут? Нашествия мирных жителей? Второй волны огов? Но времени на решение головоломок уже не было: от кордона отделилась высокая, длинная фигура и, хлопая полами плаща, быстро направилась к нам. Я вздрогнул, узнав вчерашнего командира. Он ничем не выдал, что мы знакомы; скользнул по нам с Перестарком мимолётным взглядом и сразу повернулся к Зенону.
— Это всё, что вы можете нам дать, Вержбицкий? — сквозь зубы спросил он. — Два фургона и двух водителей?
— Трёх, — сдержанно отозвался Зенон, — считая меня. И — да, это действительно всё, что я смог наскрести. Первая колонна сейчас за пределами города. Остальные тратят законно заработанные отгулы.
— Не оправдывайтесь, — звякнул командир железным, беспощадным голосом. Зенон пожал плечами.
— Даже и в мыслях не было. Совесть моя чиста. Сколько раз я ставил вопрос о расширении автопарка?
— Я не расположен играть в ромашку, — с нетерпеливым жестом сказал легионер. — Разговаривайте об этом с мэром. Мне нужно знать только одно: сможете ли вы убрать весь этот… мусор до того, как рассветёт.
— Не вижу проблемы, — холодно произнёс Зенон. — При условии, что погрузкой займутся ваши люди.
— Боитесь замарать ручки, Вержбицкий? — едко и вкрадчиво сказал командир.
— Это принципиальная позиция. Мы не утильщики и не мусорщики… если такой жаргон вам понятнее.
Легионер хмыкнул.
— На «позицию» не тянет. Это либо трусость, либо саботаж. И оба варианта говорят не в вашу пользу.
— Нам с вами трудно понять друг друга, — утомлённо сказал Зенон. — Давайте поскорее покончим с этим делом.
— Действительно, — вклинился Перестарок. — Сколько можно лясы точить? Мы торчим тут уже… а кстати, сколько мы тут торчим?
Легионер взглянул на наручные часы.
— Ч-чёрт, — выругался он. — Ну и упрямый же вы народ, господа транзитники! Ладно! Разверните первый фургон. Я распоряжусь насчёт погрузки.
С этими словами он оставил нас и зашагал к своим людям.
— Каков гоголь, а? — вполголоса сказал Перестарок, глядя в тощую чёрную спину. Зенон, ни слова не говоря, ловко влез в кабину ближайшего фургона. Попятившись на обочину, мы наблюдали за его манипуляциями. Машина отползла, сделала разворот и стала медленно приближаться к пришедшей в движение цепочке. Мотор ревел в полную силу, в шуме его терялись нечленораздельные выкрики легионеров. Потом грохот и лязганье стихли. Наш шеф соскочил на асфальт и, пройдя вдоль серого длинного бока машины с
