то же время вечно живой, пронзая лидера Погребальных Девок взглядом глазниц, в которых плясало зеленое пламя. Кислотно­зеленое, зеленое, как антифриз, как пары абсента, как озерная слизь. Как и всегда, Ядовитая Лилия ощутила издевательскую усмешку.

Большей своей частью она была напугана, но меньшая ее часть — крохотная и дерзкая — заставляла со страстью во взо­ре смотреть на вышитый серебряной нитью черный пояс на личе. Меха, в которые тот кутался, стоили целое состояние; согревали ли они холодные, как лед, кости небесного владыки? Ядовитая Лилия вдруг подумала, что ей самой хотелось бы иметь такую шубу.

Как и все его собратья, этот лич обладал неоспоримой эле­гантностью. Серебряные волосы завивались локонами у обна­женной челюстной кости, лоскутки кожи трепетали на ветру, благодаря чему череп существа казался покрытым перьями. Там, где когда-то находились мочки ушей, сверкали кольца золотых серег, но, невзирая на украшения и холодно поблески­вающий парик, гендерная принадлежность владыки оставалась неизвестной. Ядовитая Лилия подозревала, что такое понятие, как пол, перестает что-либо значить после того, как твоя плоть осыпалась песком, а органы размножения истлели.

— Эмили? — произнес лич, так и не позаботившийся за­помнить имя Ядовитой Лилии[47] после того, как она сменила прежнего капитана Погребальных Девок.

— Да, повелитель?

— Как я вижжжу, мы ещщще не начали нассступление, — заметил он, нарушая свое зловещее молчание.

— Нет, повелитель, — уважительно поклонилась Ядовитая Лилия.

— Ясссно. — Небесный владыка взглянул на ее сапоги, ощупал взглядом обтягивающие брюки и, как показалось Ядовитой Лилии, приподнял призрачную бровь, увидев раз­рез на ее изодранной блузке. Она поправила одежду в чисто символической попытке успокоиться. — Возззможжжно, ты жжждешшшь, когда мы дадим под твое командование ещщще одну армию?

— Никак нет, повелитель, — покраснев, опустила глаза Ядо­витая Лилия. «Разве когда-нибудь бывает достаточно?»

— Ясссно... — Небесный владыка смотрел прямо на нее, по­звоночник в области шеи снисходительно изогнулся. — Есссли ты, девочка, не поведешшшь мою армию на Купол, когда тот откроетссся, я буду вынужжжден предположжжить, что ты недоссстаточно сссерьезно относссишься к сссвоему будущщщему. Ни в этой организззации, ни вообще в каком бы то ни было иззз миров.

— О боже, владыка, нет, я... я очень серьезно отношусь к делу, клянусь!

— Ясссно. — Существо закашлялось, плюнув зеленым огнем на свою костлявую лапу, и словно забыло про свою подчинен­ную. — Дейссствуй.

Ядовитая Лилия подняла сжатый кулак — теперь она носи­ла шипастые перчатки Гестора — и радостно закричала, отправ­ляя своих солдат на смерть.

Цикатрикс ослабила поливинилхитиновые корсеты на сво­ем сегментированном брюхе, пытаясь призвать к жизни силы матки, некогда служившие основой ее волшебства. Как же давно это было! Тогда она еще не отреклась от строго биологи­ческого существования и всегда путешествовала между мирами при помощи висцерального мастерства, изгибая свой детород­ный орган особым образом ради решения магических задач — от установления необходимой для Охоты погоды и до создания окна в иной мир, как сейчас. Во всяком случае, она пыталась его открыть.

В эти дни ее потенциал сдерживало и искусственное, тол­стое, словно древний дуб, тело, обвивавшее кольцами логово, и то, что ее женские части стали менее... женскими. И все же графеновые гениталии сохранили более чем достаточно сил, чтобы отворить путь, ведущий к Неоглашенграду.

Подчинив во время прибытия Альмондину и Лалловё своей воле, она могла черпать силы из их целостности. Чтобы про­тащить огромное тело между вселенными самостоятельно, ей бы понадобилось довольно много времени, но в ее силах было позаимствовать матки дочерей, сделать их повитухами рожде­ния Цикатрикс в их мире.

Вздохнув, она начала приготовления к отправке. Воздух вокруг нее истончался все сильнее и сильнее, пока она вдруг с треском не проломила стену реальности; королева фей ис­пытала облегчение, хотя это и вызвало ломоту во всех остатках ее живой плоти и перегрузку систем, следивших за целостно­стью ее физической оболочки. Оказавшись в спеленавшем миры непространстве, Цикатрикс стрельнула раздвоенным языком, принюхиваясь в поисках цели. Вот море Памяти о Не­бесах, вот зверь, плывущий сквозь косяки звездных рыб, вот город у него на спине. И все они пропахли Купером-Омфалом, прохиндеем, осмелившимся проникнуть в ее тело. Оскверни­телем святая святых. Она выпьет его костный мозг в качестве дижестива, после того как отобедает сердцем.

Что? Приблизившись вплотную к амниотической оболочке мира, Цикатрикс привела все свои системы в готовность к тому, чтобы пронзить завесу, защищавшую Купол и драгоценную добычу под ним, но в этот миг обнаружила, что сигнал пропал. Охраняемая Куполом машина отключилась.

Так не должно было случиться. Это не соответствовало ее желаниям. Голос заточенного в вивизисторе пикси испуганно запричитал, выдавая сообщения об ошибках, тут же дублиру­ющиеся в информационном окне на левом краю поля зрения королевы: открыть системный журнал // окно открыто // закрыт Купол: событие паршиваяовца.

Цикатрикс уловила благоухание биологического следа сво­их дочерей и потянулась к ним, хотя все ее системы тряслись от злобы, — электрические разряды проскакивали между ресницами, рогами, когтистыми пальцами. Духи фей в ее вивизисторах закричали в унисон, одновременно разъяренные и стра­дающие; каждая схема ее тела пылала гневом из-за того, что столь желанный энергетический сигнал вдруг исчез.

Беда. Беда. Беда. беда. 63Da. 63D/-\.

Она невольно заскрежетала зубами — верхний их ряд все еще составляли те, что достались ей от природы, а нижние были сделаны из серебра и имели желобки для крови и яда. В союзе живой плоти и этих улучшений родилось нечто жесто­кое, яростное, и Цикатрикс было приятно думать, что произо­шедшие с ней изменения как нельзя лучше соответствуют ее подлинному «я», отражают ее душу.

«ЭтО настоящее 4уд0, и ты этО знаешь».

Орудийные системы, как это с ними порой случалось, на­чали переговариваться с ней, но сейчас королева не могла по­зволить себе заставить их замолчать — ей было необходимо, чтобы они бодрствовали и пребывали в боеготовности. Одно хорошо, — сейчас они восхваляли лоскутное одеяло ее души. Да, прославляйте. Да, душа. Да.

«Мы дОлжны этО иЗменить...»

Ярость Лалловё выразилась в той точности и стремитель­ности, с какими она возвратилась из гардеробной в свою ма­стерскую и принялась быстро уничтожать все висевшие на стенах часы и механизмы,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату