Чем-то напоминающая свадебный пирог трехэтажная конструкция вздымалась над ней, а в небе кружил черный вихрь, слишком хорошо знакомый девушке по тем многочисленным часам, что она провела в тоскливом созерцании города, которого ее лишил Ффлэн. Разумеется, вихрь состоял из личей, а их рабы сейчас сражались на подступах к Куполу, чтобы мертвые владыки смогли спуститься.
Перебравшись через поваленную секвойю, чтобы приблизиться к лестнице, Пурити вдруг заметила некое подобие мокрого кожистого мешка размерами с человека, но мерцающего, словно тусклая, затянутая облаками луна. Его поверхность содрогалась, будто от озноба.
— Помоги, — прохрипело нечто, не прекращая дрожать.
Пурити перебралась через глиняный отвал и подошла к странному предмету. Тот светился, и девушка могла различить кости того, кто свернулся калачиком внутри.
— Помоги, — снова раздался голос, показавшийся ей женским.
Отчаянно желая, чтобы интуиция на сей раз ее не подвела, Пурити разорвала то, что обязательно назвала бы желточным мешком, если бы тот только не был размерами со взрослого человека, не содержал в себе сияющее создание и не говорил женским голосом. Когда свет вырвался наружу, Пурити поспешила отпрыгнуть, чтобы ее не залили околоплодные воды. К тому моменту как она протянула руку, женщина уже успела высунуться из своего кокона.
Вопрос готов был сорваться с языка Пурити, когда ее вдруг, подобно удару молнии, пронзило понимание, что эту незнакомку не спутать ни с кем ни в одном из миров, хотя та и была Мертва, как и недоношенное дитя Паркетты, еще до своего рождения. Догадка полностью подтвердилась, когда удивительная женщина повернулась к Пурити, демонстрируя одноглазое, будто у циклопа, лицо с выступающими из него костяными гребнями. Клу моргнула и чуть не упала в обморок от силы нахлынувших чувств.
С трудом вернув себе самообладание, она молниеносно опустилась на колени.
— Батюшки светы, невероятно. Вы живы! — Пурити закрыла лицо ладонями.
— Кто? — спросила эср, потрепанная и дезориентированная.
— Вы! — Пурити трясло, она протянула руки к сияющему существу. — Дочь Ффлэна, последняя из эсров и единственная женщина во всех мирах, способная спасти наш город. Чтоб я сдохла, ну и денек!
Тараща глаза с расширившимися зрачками, Клу уважительно приподняла гигантский подбородок женщины, чтобы очистить с ее лица остатки слизи.
— О Прама, — сказала она, — мы ведь все это время думали, что вы Мертвы.
Пурити помогла ослабшему существу подняться на ноги, не зная, что делать теперь. Но Прама кивнула украшенной гребнями головой в сторону возвышавшейся над ними золотой сферы.
— Прошу, — умоляющим тоном произнесла эср, — отведи меня туда.
Пурити и прежде собиралась туда забраться, но теперь ее намерения были подкреплены еще и приказом царственной особы. Поддерживая эср, девушка ступила на первую из тысячи ступеней.
Едва они успели добраться до первого из этажей, как Прама устало опустилась на пол раздвижной платформы и, тяжело дыша, прислонилась к металлической опоре. Вихрь мертвых владык становился все больше и начинал понемногу спускаться.
От общей кишащей массы вдруг отделился один из личей и, оставляя за собой инверсионный след, устремился прямо к Пурити и Праме в треске и сполохах красных молний. Приземлившись, он поднял вокруг себя тучу пыли и поплыл к двум женщинам, протягивая к ним наманикюренные пальцы. Пальцы скелета.
Пурити завизжала. Лич ошарашенно подался назад.
Пурити продолжала визжать, тыча пальцем в мертвую тварь. Лич обернулся, надеясь увидеть за спиной что-либо заслуживающее его внимания, но нет... Просто девочка была чрезмерно возбудимой и, что предсказуемо, умела громко кричать.
Пурити заставила себя собраться и дважды сильно ударила себя по щеке. Выпятив челюсть, она процедила сквозь сжатые зубы:
— Нежити не рады при нашем дворе. Именем моего отца, барона Клу, заседающего в Круге Невоспетых при Ффлэне Честном, я изгоняю тебя обратно на небо. Поверхности этого мира не коснется нога того, кто не живет. А теперь уходи.
— Надо же! — Существо склонило голову, не очень-то впечатленное некогда надежными словами изгнания, мешавшими его сородичам завладеть Неоглашенградом. Напротив, оно подплыло еще ближе к Пурити, кутаясь в шиншилловый мех. В зеленом огне глаз твари читалось настороженное и в то же время заинтересованное выражение. — Это ты.
Лич не спрашивал, но скорее обвинял Пурити в том, что та осмелилась занимать пространство, сквозь которое он собирался пролететь.
— Если тебе так необходимо говорить, обращайся ко мне «мисс Клу», тварь! — взорвалась Пурити, не сумев удержать язык за зубами, и тут же задумалась, не станут ли эти слова для нее последними. Мертвый владыка тоже определенно взвешивал такой вариант, но Пурити прервала его размышления еще более безумной бравадой: — И вообще, кто ты такой и чего тебе надо?
«Снявши голову, по волосам не плачут», — решила она.
Лич самую капельку наклонился.
— Я — сссвобода. Я — твоя погибель. Я сущщщессствую потому, что мир безжжжалоссстен к маленьким девочкам, гуляющщщим там, где им не ссследует. — Существо подняло костлявую руку, излучавшую мертвящий холод, и указало на Праму, которая все еще сидела, привалившись к металлической опоре. — Я пришшшел забрать сссвоего раба.
Пурити вздернула подбородок и посмотрела прямо в пылающие глазницы твари.
— Да неужели! Вот уж не думаю, что позволю бесплотному незнамо кому ставить мне условия в моем собственном доме. Да ты хоть понимаешь, что мои друзья с тобой сделают, когда увидят твою мерзкую прическу? Можешь хоть всем золотом всех миров обвешаться, бедное твое крохотное, выгоревшее сердечко, да только это никак не скроет того уродства, что напялено на твою голову. — Она старалась говорить высокомерно и, к своему удивлению, обнаружила, что это не так уж и сложно.
— Прошшшшу прощщщщщения?
Если бы у лича были ресницы, они бы сейчас широко распахнулись. Существо прижало одну унизанную кольцами руку к груди.
— Лизхен будет бесноваться, когда нам придется смывать трупный налет с наших туфель. Ты хоть представляешь, насколько сложно отчистить атлас от всей этой гнили? — Она смерила
