Машина пробуждения

ты им обеим причини­ла боль.

Цикатрикс взвыла, из разорванных кабелей хлынула мас­лянистая жидкость, но Эшер не успел свернуть ей шею.

Королева перебросила его через плечо, и он с грохотом впечатался гребнем в пол.

— Ты, Ффлэн, не сумеешь наколдовать такие сплавы, из которых отлит мой новый позвоночник, — засмеялась она; механический звук, преобразовывавший статические разря­ды внутренних систем в полное злобы арпеджио. — Тернии и кости!

Цикатрикс мотнула головой, и изящные рога ее боевого шлема послали электрические сигналы своим гигантским близ­нецам на пустой броне, которая повторила движение королевы. Когда фея кивнула, броня повторила и это. Они были связаны.

Королева взмахнула неорганической рукой, и по золотому полу прокатилась рябь — тонкая филигрань заклинаний и про­водки отрывалась от поверхности и извивалась, подобно разъ­яренным змеям. Цикатрикс пожала плечами, и металлические нити изогнулись, будто повторяя ее жест.

— Ты не видишь меня, Ффлэн, иначе бы уже понял, что я подготовилась ко всему.

Тонкие нити опутали Эшера, отрывая его от пола. А затем они впились в его тело. Великан закричал.

— Ты раскрыл Купол и испортил мою игрушку раньше, чем я успела с ней поиграть, — возмущенно произнесла Цика­трикс. — Но зачем плакать, если я могу починить все то, что ты сломал?

Опутанное тонкой проволокой проводки, истекающее бе­лой кровью тело Эшера поплыло к центру сферического по­мещения.

— Один из Первых людей питал это устройство энергией бесчисленное количество веков, — кивнула королева в сторону оплывшего трупа. — Не сомневаюсь, ты тоже протянешь до­статочно времени.

Купером овладела паника. Сесстри была ранена, и, может быть, даже смертельно. Пурити уже выполнила все, что могла, а травмированная Прама почти лишилась сил. Поэтому тол­стяк сделал единственное, пришедшее на ум: бросился к Цикатрикс и изо всех своих сил вцепился в поддерживавшие ее тело детские ноги.

Королева закричала и попыталась отпихнуть его, но Купер держался крепко. Цикатрикс поволокла его за собой по полу, пока он сражался с ножками юных дев. Все это казалось кош­марным сном. «Интересно, — гадал Купер, — если в ее теле заточены волшебные создания, возможно ли убедить их совер­шить самоубийство, пообещав взамен свободу?» Он держался, хотя шершавый пол обдирал его изуродованную спину, и пы­тался обманом заставить феечек умереть, старался оторвать от тела королевы детские конечности, тщился придумать что угодно, только бы Цикатрикс не убила Эшера или не сделала чего-нибудь еще более скверного.

«Вы повинуетесь не своей королеве! — кричал он всем си­стемам, какие только чувствовал, и в первую очередь тем, что отвечали за ноги, к которым он сейчас прицепился. — Вы вы­полняете приказы чудовища, укравшего ее тело!»

К тому моменту как Цикатрикс удалось сбросить его, тол­стяк успел достучаться до нескольких существ — духов при­роды, — управлявших пересаженными ногами.

Удивительно, но у него получилось. Одна за другой куколь­ные ножки застывали и синели, а на краю поля зрения короле­вы вспыхнули шесть желтых значков, вскоре изменивших цвет на оранжевый, а затем и на красный: поступление кислорода в ткани снизилось до нуля, распятые пикси выкрикивали про­гнозы и сообщения о системных сбоях. Краденые ноги обмяк­ли, стали ватными и отвалились.

Цикатрикс завывала, извиваясь на животе и пытаясь пере­ползти через отделившийся от нее искусственный таз и шесть сочащихся кровью конечностей. Смявшиеся юбки системы охлаждения полетели в стороны, обнажая треугольный, будто у трилобита, хвост.

Откатившись, Купер врезался в стену, сильно приложив­шись головой. Эшер все еще парил в воздухе, опутанный сот­нями золотых нитей. Когда толстяк поднялся, Цикатрикс по­ползла к нему, цепляясь когтями и отталкиваясь коротким хвостом. А затем она совершенно немыслимым образом под­няла голову, плечи и выпрямилась вертикально.

Она левитировала. Она, мать ее, левитировала. Купер по­пытался схватить королеву за талию, но та сдернула свой хвост, будто кашемировую юбку, и молодой американец вновь пока­тился по полу. Сброшенный сегментированный хвост извивал­ся в его руках.

Это был последний внешний слой, под ним уже не было искусственных органов, только кости и плоть ниже пояса — уполовиненная фея приближалась со смертоносным блеском в глазах. Куперу казалось как-то даже неприличным смотреть на пустые гнезда в обнажившихся бедрах — морщинистых, сухих, изуродованных подагрой, мертвых — этой женщины, защитившей надежной броней почти все члены, органы и со­суды в том, что еще оставалось от ее органического тела.

— Мама? — В проходе появилась Лалловё, вернувшаяся то ли из некоего подобия благородства, то ли из-за того, что хоте­ла узнать, кто в конце концов победит и какие из этого можно извлечь для себя преимущества. Она казалась ошарашенной. — Ты ли это?

Прошло много лет с тех пор, когда ее мать еще выглядела как женщина. И то, что королева с собой сотворила, было ужасно.

— Убирайся, — хрипло процедила Цикатрикс. — Ты оказа­лась моей ошибкой.

Властительница фей протянула руки к горлу Купера, но тот вдруг нашел в себе такие резервы силы воли, о каких и не по­дозревал, и закрыл глаза, не обращая внимания на приближе­ние монстра. Он поднял руку — ту самую, на которой недоста­вало пальца, — и почувствовал, как кровь течет через нее в ми­зинец, питавший вивизистор Лалловё. Маркиза и Цикатрикс были связаны узами крови, а он сам был связан с Лалловё. Он не мог заболтать каждое волшебное существо в вивизисторах, метастазами пронизавших тело королевы, зато в его силах было нечто иное.

«Красный цвет — нить, связующая всю повесть», — Купер обращался к жидкости своих артерий, словно к одному из тех духов, с какими разговаривают шаманы. Он вспомнил слова, раздавшиеся в его голове, когда он впервые услышал чужие мысли — мысли человека с обнаженным торсом, встретивше­гося ему в Неподобии; по какой-то причине они вполне под­ходили случаю. Дух его красной-красной крови струился сквозь эфир от руки к пальцу и обратно.

Когда Куперу удалось установить прямое подключение к сети вивизисторов Цикатрикс, его ноги оторвались от пола. Королева фей и молодой американец медленно кружили, буд­то образовав общую орбиту. Вивизисторы, рассеянные по тому, что осталось от тела Цикатрикс, казались ему теперь звездами в ночном небе. При этом он ощущал и другие подобные им устройства, расположенные вдали и от Неоглашенграда, и от Семи Серебряных. Они притягивали