И этим лозунгом было: не имеет значения то, что миры возводили по чертежам безумцев. Сам он не был скроен по той же мерке. Разве не несокрушимая логика была его единственным достойным упоминания качеством, если верить Леди? Шаманические способности в ее глазах представали вовсе не настолько впечатляющими, зато ее поразила прочность его разума.
Цикатрикс вскинулась, поднявшись на хвосте на дюжину ярдов, — хитиново-графеновая кобра, готовая ужалить. Вместо того чтобы что-то произнести, она зашипела — оглушительный звуковой поток, состоящий из одной лишь первобытной ненависти.
Купер принял к сведению этот жуткий звук, но сохранил самообладание.
«Интересно, что бы я мог предпринять и куда бы мог отправиться, будь я электрическим шаманом, которому только его суперсилы не дают обосраться?»
— Что за ветер бушует в наших цепях? — Цикатрикс ударила себя когтями в грудь, обращаясь к своим вивизисторам вслух на тот случай, если в ее тело и в самом деле проник незваный гость. — Если вы, капризные гоблины, опять дурачите нас ложной тревогой, мы будем посылать через ваши тела мегавольты тока, пока ваши глаза не полопаются, словно спелые томаты в жиру запеченного младенца.
Королева склонила рогатую бронированную голову и снова принюхалась. По ее лицу расплылась лукавая улыбка — женские черты в оправе драконьего черепа. Соединив столь непохожие руки, она пообещала:
— Привет-шмивет, проказник. Я тебя в глазки оттрахаю из своей рельсовой пушки.
Купер постарался замереть настолько, насколько на это способен сигнал, пытаясь обдумать ситуацию, в которой оказался. Думать следовало быстро. Внутри тела королевы он только и мог, что играть с ней в прятки, и при этом понятия не имел, что она может сделать с его душой, если сумеет ее все-таки поймать — если это, конечно, возможно, — поэтому наиболее привлекательным казалось немедленное бегство. Но куда? И как? Стучать электрическими кулаками по прутьям клетки было бессмысленно, а вивизисторы образовывали замкнутую систему, не ведущую никуда.
«А вот это, пожалуй, не так, и именно потому тревожит ее. Система-то если и закрытая, то вовсе не в том смысле, в каком бы ей хотелось».
Королева ведь беспокоилась из-за других вивизисторов? И как же она их чувствовала даже в других мирах, хотя не понимала, как это возможно? Если королева способна на это, то способен и Купер? И, что важнее, мог ли он воспользоваться этой связью, чтобы сбежать? Если под Неоглашенградом спрятан вивизистор, есть ли возможность отправиться к нему?
Купер вновь потянулся к лохматому пикси с яростными глазами и ощутил, как тот передает моторные сигналы, управляющие движениями Цикатрикс: разгибание колец, сжатие когтей, облизывание жутким языком металлических зубов. Купер проследил за этими сигналами, пытаясь ощутить все ближайшие вивизисторы. Один из них отвечал за работу необходимых нервных систем, передавая сенсорную информацию в сознание королевы: свет от глаз к мозгу, прикосновения от кожи к мозгу, звук от ушей к... звук!
Внезапно Купер услышал их все, каждый вивизистор в теле королевы — их там были десятки, пронзительный хор воздуха и тьмы; громче всех вопили самые недавние дополнения, в то время как более старые устройства, чьи обитатели дышали из последних сил, звучали вяло. Вавилонское столпотворение. Как она вообще могла работать, когда внутри нее раздавалось так много умирающих голосов?
Купер отодвинул гомон королевских вивизисторов на задний план и прислушался к остальным — находящимся вне, но все же как-то подключенным к общей сети. В большинстве своем они находились так далеко, что он едва мог их слышать. Они были рассеяны по разным мирам незначительными скоплениями — Купер не стал утруждать себя их отслеживанием, — но один сигнал звучал обособленно в общем хоре, хотя тоже был приглушен разделяющим их расстоянием, но Купер все равно смог ощутить всю его необъятность. Голос гигантского вивизистора нельзя было спутать ни с чем, он пел так нежно... и излучал покой.
И тогда Купер прыгнул. Во всяком случае, это воспринималось им как прыжок — он бросился навстречу песне о мире, молясь всем подлинным и ложным богам, что сейчас наблюдали за ним, заготовив для своих комментариев к его провалу картинки с названиями вроде popcorn.gif.
Глава восьмая
Всю свою жизнь я убила на осмысление смерти — лишь с тем результатом, что оказалась прикованной болезнью к постели. И когда крошечная бабочка в моей груди вырвалась на свободу, я ощутила благодарность, не ведающую границ, — никаких больше загадок, вот он, ответ!
Кому могут не нравиться подаренные нам миры? Я повстречала своих земляков (на этих берегах земляками считаются все, кто приплыл с Геи), и выяснилось, что они нашли свои роли и в этом, куда большем, театре, хотя и были удивительно мрачными, причиной чему, как оказалось, послужили наши былые религиозные заблуждения. Представлялось, будто осознание истины сломило их, будто они скорбят по тем крошечным небесам и адам, в которые верили и которых боялись. Они оплакивали свои семьи, с которыми не надеялись уже воссоединиться, но я думаю, что всему виной их неукротимая самовлюбленность.
Ведь все те, кого я когда-то любила и кто ушел в мир иной прежде меня, — они жили! Дышали и жили новой жизнью под странными небесами. Насколько надо быть ограниченным, чтобы грустить из-за такого? Что до меня, так ничто не радует меня сильнее, нежели осознание того, что члены моей семьи все еще живы. И будут жить. И жить. Молюсь, чтобы трудов и танцев им выпадало в равной мере.
Я полагала, что смерть означает освобождение для тех, кто уходит. Как же я была права и как же ошибалась!
Элизабет Кюблер-Росс. О жизни и живущих—Вот это бойня! — воскликнула Пурити, когда вместе с Кайеном добежала до небольшого птичника, стоявшего особняком и отделявшего Пти-Малайзон от безопасности ее собственных владений. Стражники устилали землю подобно листьям; их трупы были изувечены, а доспехи посечены на части. Были здесь и слуги — извозчики и лакеи лежали поверх портних и престарелых смотрителей. Почерк был один. Все, если судить по виду ран и отсеченным конечностям, были убиты ударами длинного меча. Пурити затащила Кайена в крытую беседку, чтобы оглядеть сцену побоища. Порядка двух десятков тел, плюс-минус рука. Птицы уже пировали на трупах, но взвились разноцветным
