В караване кочевников, так размеренно и неторопливо двигавшемся до сих пор, чувствовалось непривычное оживление. Детишки сновали взад и вперёд вдоль вереницы навьюченных верблюдов, пытаясь обратить на себя внимание взрослых и выклянчить мелкую монетку для базара, а те громко предвкушали долгий отдых и прохладные напитки. Бабушка Изра упрекала Парвиза за скупость: в этот раз провизии едва хватило на переход, придётся первым делом пополнять запасы.
— Когда мы придём в Дассаму, — шумно вздохнул маленький Фахим, двоюродный брат Ясмин, свесив голову и болтая на ходу руками, как тряпичная кукла, — я отброшу ноги и куплю себе новые, не такие побитые.
— А я, — подхватила игру его младшая сестрица, — проглочу сразу сотню медовых лепёшек!
— Целую сотню?! — шутливо вытаращила глаза Ясмин. — Где же ты найдёшь для них место после сотни жареных цыплят и горы фиников?
Я слушала их, тщетно пытаясь унять урчание в желудке.
— А ты, Алидад? — весело повернулась ко мне Ясмин. — Чем собираешься заняться в Дассаме?
По правде говоря, я мечтала первым делом пойти в баню и отмокать в воде до тех пор, пока грязь с моего тела не превратит её в маленькое Песчаное море. Только вот как при этом сохранить свой секрет? Впрочем, здесь, у края пустыни, мои мысли куда больше занимал Изман.
Мать столько твердила о бегстве к сестре в столицу, что у нас дома это стало своего рода молитвой — когда отец не слышал, конечно. Однако теперь уже я не была уверена, что хочу туда. А может, и прежде не так уж сильно хотела, да и мать говорила об этом больше для собственного успокоения, иначе жить было бы совсем невмоготу.
Тётушка Сафия могла оказаться ничем не лучше Фарры, а если и лучше, то с какой стати мне вновь позволять кому-то распоряжаться моей жизнью? Стоит ли ради этого терять Жиня?
Поглощённая своими мыслями, я смотрела ему в спину и не сразу осознала, что передние верблюды почему-то остановились.
— Что случилось? — заволновалась Ясмин, удерживая Фахима за плечо и не давая убежать вперёд.
Караванщики тревожно загомонили, люди вытягивали шеи, заслоняясь ладонями от заходящего солнца и стараясь рассмотреть, что помешало движению. Без приказа погонщики с места не трогались, а верблюды, пользуясь случаем, устало опустились на колени.
Охранники были свободнее в своих передвижениях, и я кинулась догонять Жиня, который уже взобрался на пологий песчаный холм и осматривался, спустив куфию с лица. Парвиз стоял рядом на гребне дюны.
Поравнявшись с ними, я застыла в изумлении. Вместо Дассамы впереди лежали руины. Полуобвалившиеся древние стены отбрасывали в лучах заката длинные тени, чёрные и уродливые. Я не сразу поняла, что это не только тени. К горлу подступил горький комок.
— Разве может песок гореть? — озадаченно спросил Жинь.
Чем ближе мы подходили, тем ужаснее становилась картина разрушения. Обугленные камни, обращённые в прах, чёрный дымящийся песок. Узкие улочки завалены обгоревшими обломками домов. Совсем не похоже на обычный пожар, который тушат песком уцелевшие горожане.
— Ни одного трупа, — шёпотом озвучил чужак мои мысли.
— Тела сгорают быстрее, чем камни. — Я ткнула носком сапога почерневший обломок, и он рассыпался пеплом. — Тут горело так, будто весь посёлок залили маслом.
— Взрыв? — предположил чужеземец, понятливо кивая.
— Что-то не похоже.
Он глянул искоса:
— Откуда ты знаешь?
Дымный ветер трепал куфию, от запаха гари тошнило.
— Наверное, у вас в Сичани детишки никогда не играют с порохом! — через силу усмехнулась я.
— Я вырос вдалеке от оружейных фабрик! — напомнил Жинь.
— У взрыва всегда есть центр, — принялась я объяснять, — и огонь распространяется от него наружу, а здесь дома обгорели со всех сторон, посмотри сам. Как будто огонь упал прямо с неба и сразу на весь посёлок. — Что-то знакомое крутилось в памяти, но никак не давалось. Я завернула за угол полуосыпавшейся каменной кладки и застыла на месте. — А ещё — взрыв обычно не щадит и молельных домов.
На центральной площади среди сплошных разрушений возвышалось как ни в чём не бывало большое здание с куполом — судя по всему, единственное уцелевшее во всём посёлке. Огонь не тронул даже побелку на стенах — удивительно!
— Что же это было? — прошептала я в недоумении.
Чужеземец покачал головой:
— Колдовство какое-то!
— Похоже, неприятности ждут и нас. — Я кивнула на кучу оплавленных камней и металла посередине площади. — Здесь, похоже, был источник.
Страх, охвативший караванщиков, подтвердил мои опасения. В пустыне нет ничего ценнее воды.
— Сколько у нас осталось? — окликнул Жинь предводителя кочевников.
— На день пути, — ответил тот мрачно. — На два, если сократить пайки, а до Сарамотая почти неделя пути. — Туда лежал наш путь после оазиса Дассамы.
— За два дня можно добраться до Фахали, — заметил Жинь, — если двинуться на запад.
— Нам надо на север, — как-то слишком поспешно возразил Парвиз.
— Предпочитаешь умереть от жажды в песках? — Чужеземец опустил глаза, думая о чём-то своём. — Больше ведь ничего не остаётся.
Предводитель многозначительно переглянулся со своим братом, которого прозвали Большой Оман, чтобы отличать ещё от троих Оманов в караване. Тот еле заметно покачал головой.
— Мы чего-то не знаем о Фахали? — спросила я, тщетно пытаясь поймать взгляд Жиня.
— Опасный город, — буркнул Парвиз.
— Пески тоже опасны, — парировала я, гадая, что скрывают караванщики. — Для того вы и наняли нас в охрану.
Последовало напряжённое молчание. Затем предводитель кочевников неохотно кивнул.
— Ладно, идём в Фахали. Полагаюсь на твою меткость, юный Алидад.
Глава 14
Горы маячили над Фахали в послеполуденной дымке, нависая острыми неровными зубьями. За горами и Страной дэвов уже начинался Амонпур, и солдат на границе было видимо-невидимо. У ворот нас остановили утомлённые жарой стражники в бледно-жёлтых мундирах и принялись копаться во вьюках, лениво болтая с Парвизом. Остальные караванщики уселись на песок рядом со своими верблюдами, давая отдых усталым ногам.
От
