Подобрав слоника, беспомощно дрыгавшего ногами в воздухе, я протянула его Лейле. Она подняла голову, распахнув на пол-лица свои огромные глаза.
— Ты помогла мне сегодня в зверинце, — напомнила я. Она продолжала смотреть молча, а я не могла объяснить, что сама бы не отбилась с сотней кусков железа под кожей, — спасибо тебе!
Кивнув, она взяла игрушку, и я присела рядом, не дожидаясь приглашения. Всё равно больше некуда, да и союзников в гареме неплохо бы завести. Во всяком случае, так я себя убеждала, стараясь не думать о больших печальных глазах, напоминавших о Далиле.
Айет и её прихлебательницы кучковались поодаль, излучая волны презрения, которые докатывались даже сюда. Поймав мой ответный взгляд, губастая что-то шепнула Мухне, и все трое стали визгливо перехихикиваться, словно стайка птичек на ветке.
— Они боятся, — заговорила Лейла. — Думают, Кадир заменит тобой кого-нибудь из них, и лишней придётся исчезнуть.
— Твой брат мне не нужен, поверь, — фыркнула я.
Служанка поставила передо мной тарелку с вкусно пахнущим мясом. Желудок отозвался нетерпеливым урчанием.
— Он мне не брат. — Девочка хмуро сжала челюсти. — То есть, конечно, мы оба дети сиятельного султана, но в гареме братьями и сёстрами называют только детей от одной матери. У меня только один брат, Рахим. — Она задумчиво глянула в сторону. — Он уже вырос, его здесь нет.
— А твоя мать?
— Она была дочерью громанского инженера… — Лейла повертела в руках заводного слоника. Компасы Жиня и Ахмеда, помогавшие им не потерять друг друга, тоже делали громанцы, которые научились оживлять магией механизмы. — Пропала, когда мне было восемь, — спокойно объяснила девочка.
— Что значит, пропала? — растерялась я.
— В гареме такое часто случается. Женщины исчезают, когда становятся не нужны. Потому Айет так тебя и боится. Она не смогла родить ребёнка для султима, и если ты её заменишь, Айет тоже пропадёт, как многие до неё. Здесь это дело обычное.
Слушая её, я рассеянно взяла ложку в рот… и едва не подавилась — пища обожгла язык, словно раскалённый уголь. Из глаз хлынули слёзы, из горла рвался сдавленный кашель.
— Что, не нравится наш ужин? — громко бросила Мухна из другого конца двора, положив в рот кусочек лепёшки и выразительно причмокивая. Айет с Узмой вновь покатились со смеху. — Это гостинец от благословенной султимы.
Лейла выудила из моей тарелки что-то ярко-красное и с гримасой отбросила в сторону.
— Перец смерти.
— Что ещё за гадость? — Я всё ещё отплёвывалась.
Она сунула мне в руку стакан с водой, и я жадно осушила его, заливая палящий жар.
— Такая пряность заграничная, — объяснила она, нервно облизав губы. — Отец запретил держать её в гареме, но некоторые добывают как-то и пользуются, чтобы… ну… уйти.
До меня не сразу дошло, что она имеет в виду.
Стало быть, кое-кто уже путь бегства отыскал. Только мне был нужен настоящий… Впрочем, раз запрещённый перец всё же как-то попадает в гарем, значит, должен быть и тайный путь за стены, хотя бы для весточки друзьям.
— Кто такая благословенная султима? — Я уже слышала, как её упоминали — в банях, когда только попала сюда.
— Первая жена султима, — пожала плечами Лейла, словно удивлялась моей несообразительности. — Ну, то есть не первая, которую он взял. Айет появилась уже на следующий день после его победы на султимских состязаниях… Просто благословенной султиме одной удалось забеременеть.
«Как же они, должно быть, её ненавидят! Сильнее, чем тётушка Фарра младшую жену дяди Ниду, потому что положение тётушки хотя бы укрепляли трое рождённых ею сыновей, и Ниде приходилось целовать ей ноги, чтобы выпросить что-нибудь. Что султим, что торговец лошадьми из песков Захолустья — женская ревность везде одинакова. Первая жена заправляет другими и в семье, и в гареме».
Я задумчиво глянула в тарелку.
— А где можно увидеть благословенную султиму?
Глава 18
О благословенной султиме в гареме ходили легенды. Избранная Всевышним, чтобы зачать от теперешнего наследника мираджийского трона и стать матерью наследника будущего, она большую часть времени оставалась за запертыми дверьми в своих покоях и, судя по слухам, передававшимся шёпотом, проводила его в молитве. Однако я помнила, что говорила Шазад: чем меньше показываешься врагам, тем сильнее тебя считают. А судя по тем же слухам, врагов у благословенной султимы был полный гарем.
Тем не менее легенды возникают вокруг людей из плоти и крови — это я усвоила на собственном опыте. А значит, когда-то и султима должна выходить из своих покоев.
На второй день после того, как Мухна подсунула мне перец смерти, Лейла разбудила меня, сообщив, что благословенная наконец отправилась в баню.
Я заметила её сразу, едва заглянула из коридора. Султима сидела на краю бассейна спиной к входу, подложив под себя ногу и болтая другой в воде, чуть повернувшись, так что выпирающий живот был хорошо заметен. Я видела в гареме и других беременных, но только от султана. Сам правитель не пополнял свой личный гарем уже лет десять, и самым младшим было уже за тридцать. Между тем даже издалека было видно, что султима не старше восемнадцати.
Задумчиво опустив голову, она неторопливо омывала живот ладонью и мало чем отличалась от беременных у нас в песках. Не то чтобы я ожидала увидеть её в бане в жемчугах и рубинах, но после всех слухов и легенд обычный белый халат выглядел бедновато.
Султима была не одна. На другой стороне воды развалился голый до пояса Кадир в одних просторных шароварах. Никакого сходства с Жинем я в нём не замечала, но неприязнь к рубашкам, похоже, была фамильной чертой.
В воде полоскались, брызгаясь и хихикая, ещё с полдюжины женщин в мокрых белых халатах — целая коллекция султимских жён. Я уже успела понять, что в гарем чаще попадают иностранки: бледные северные красотки с купеческих судов, узкоглазые восточные невольницы или темнокожие, захваченные в пограничных стычках с амонпурцами. Однако эта, судя по её виду даже со спины, не могла родиться нигде, кроме наших песков. Тонкий льняной халат, влажный от пара из бассейна, обрисовывал
