— Да уж, приятного мало. — Мы помолчали. — Так что у вас с Лейлой? Куда собираетесь, если мы вас вытащим?
Он пожал плечами.
— Может быть, домой… в Пыль-Тропу.
Я невольно фыркнула, и Тамид вновь обиженно вскинулся.
— Ну ты что? — поморщилась я. — Пусть уезжать, как тогда, тебе и не хотелось, но неужели после всего, что здесь повидал, ты вернёшься в нашу глушь? По оскорблениям соскучился? Лично я — нет.
— Я не такой, как ты, Амани. Всегда хотел вести простую жизнь, как святые отцы. Надеялся, что и ты в конце концов передумаешь… — Чёрные глаза Тамида на миг встретились с моими, и я с тяжёлым сердцем вспомнила, как он делал мне предложение. Ему до сих пор трудно понять, почему я отказалась. Я сделала бы что угодно, чтобы залечить ту душевную рану, но только не уступила бы из жалости ни к нему, ни к кому другому. Что касается Жиня, тот и не предлагал. — Вся эта кутерьма с джиннами и принцами не по мне, Амани. Я сделал свой выбор в жизни и не откажусь от него… как и ты.
От внезапной мысли я снова прыснула, едва не подавившись выпивкой. В его глазах снова мелькнула обида.
— Нет-нет, я не над тобой… — Я закашлялась, утирая слёзы. — Просто… представила лицо твоего отца, когда ты приведёшь в дом украденную принцессу.
— Помоги мне Всевышний! — Тамид в комическом ужасе возвёл глаза к небу.
Отец его был человеком суровым. Даже собирался утопить сына, когда тот появился на свет с врождённым вывихом. Ярый сторонник законной власти, он поминал султана при каждом удобном случае: «Что сказал бы наш султан о моём слабом и немощном сыне, Тамид?», «Что подумает наш султан о мираджийце, которого способна превзойти женщина?».
— Что подумает наш султан о том, кто украл у него дочь? — изобразила я, как могла, знакомый хриплый голос и расхохоталась. Голова уже чуть кружилась от выпивки.
Тамид в панике обхватил голову ладонями, но всё же улыбнулся.
— А как же ты? — Он взял стакан и повертел в руках. — Тебе нельзя бежать! Какое место назначили тебе друзья в своих грандиозных планах?
Я вмиг протрезвела. «Шазад всегда была готова отдать жизнь за наше дело, но согласится ли пожертвовать моей? Соглашусь ли я сама? Хотя Имин уже вызвалась помочь».
— Пока у султана власть надо мной, никуда я из дворца не денусь. — Я пожала плечами с деланой небрежностью, но Тамид знал меня слишком давно и чувствовал лучше других. Кроме Жиня и Шазад — те понимали, кто я и кем могу стать, а он часто видел то, что хотел видеть. Тем не менее мои предательские глаза изучил хорошо. — Если придётся, тоже умру за наше дело, Тамид. Хотя, конечно, очень не хочется, буду выкручиваться, как могу… — Я прислушалась к крикам толпы на площади. — И всё же оно бесконечно важнее одной моей или чьей-то жизни.
Он со стуком поставил стакан на стол.
— Должен признаться, не верю я в ваш мятеж.
— Понимаю. — Я опрокинула в горло остатки выпивки.
— Ваш принц скорее уничтожит нашу страну, чем спасёт её, — продолжал Тамид. Мне тоже так казалось, но я промолчала. — Тем не менее ты права: я не настолько сержусь на тебя, чтобы спокойно смотреть, как ты погибнешь… Снимай рубаху.
Последнего я не ожидала.
— Ты всем девушкам это предлагаешь? — невольно вырвалось у меня.
Глупо так шутить с бывшим старым другом и влюблённым, тем более когда кровь сестры на площади под балконом ещё не остыла, а на улицах буйствует толпа. И всё же Тамид рассмеялся — совсем как прежде, чуть закатывая глаза, словно делал одолжение, — но я-то знала его хорошо.
— Нет… — Он поднял со стола крошечный ножичек с лезвием не длиннее моего ногтя. — Только тем, из которых собираюсь вырезать кусочек бронзы.
Не шутит, поняла я. Тамид решил помочь. Только ему известно, где у меня под кожей что зашито, в том числе и бронза с истинным именем джинна, дающая султану власть надо мной.
Тамид спасал мне жизнь.
Глава 35
По ту сторону стены уже начинали праздновать Ауранзеб. Смех рассыпался звонкими колокольчиками, слышался разноязыкий гомон и нежные звуки музыки.
Мы сгрудились в ожидании в тени стены близ ворот, ведущих во дворец. Разодетые и тщательно накрашенные обитательницы гарема перешёптывались, бросая на меня любопытные взгляды и стараясь держаться поодаль. Никто не знал в точности, какое отношение я имею к истории благословенной султимы, но слухи по гарему разлетелись всё равно. Кое-кто даже якобы видел, как я помогала Кадиру топить младенца. Явная ложь — Хала не настолько глупа или сердита на меня, чтобы внушить кому-то подобную иллюзию.
Я покрутила головой в поисках Лейлы, но не смогла различить её в тени. На нашей стороне сада слышались лишь отдельные шепотки да шорох праздничной одежды. Мы напоминали стайку птиц, которых вот-вот выпустят на волю. Я глубоко вдохнула, успокаивая колотящееся сердце. Вот и настал главный день. Сегодня мы освободим джиннов и Лейлу. Так или иначе, это последняя моя ночь в гареме.
Потянувшись к саднящему боку, я поспешно отдёрнула руку, стараясь избавиться от привычки. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь углядел свежий заживающий шов над местом, где прежде находилась бронзовая пластинка. Железо Тамид удалять не стал — слишком большой риск. Металл изначально не предполагалось вытаскивать, и я могла умереть от кровотечения или выдать себя слабостью.
Бунт в городе, известный в народе как «мятеж благословенной султимы», продолжался всю ночь после казни Ширы. Впрочем, историю пишут победители, и если мы проиграем, то лишь мельком упомянут какие-нибудь «беспорядки из-за опозоренной султимы». Напряжение ощущалось до сих пор даже внутри дворцовых стен и наложило свой отпечаток на подготовку к Ауранзебу.
Наутро после ночных событий часть города оказалась в руках восставших. Сэм рассказал про баррикады на границах трущоб и некоторых других районов. Из песков мятеж перекинулся в столицу, и положение властей резко ухудшилось. Солнце Ахмеда мелькало повсюду и появилось даже на стене султанского дворца — скорее всего, дело рук Имин, ставшей с тех пор хрупкой и забитой служанкой при
