Леший не испугается моей истерики, даже если у меня вылезут клыки и когти. Он схватит меня в охапку и будет держать, пока я не успокоюсь.
И да, леший не будет ждать, пока девушка сама дозреет до мысли, что лучше него никого нет. Он закроет ее в избушке и отлюбит до трясущихся коленок. И то, что Влас все же удержал в узде свои желания и ради меня организовал себе постоянный доступ в город, — это и есть самая настоящая романтика.
По правде говоря, у меня был еще миллион вопросов, но я почему-то не стала их задавать. И Влас молчал.
Атмосфера в комнате неуловимо изменилась. Воздух стал густым и тягучим настолько, что у меня закружилась голова. Там, где рука Власа, закинутая на спинку дивана, слегка касалась моей спины, кожа вдруг обрела невероятную чувствительность. Мне показалось, будто между кожей и его пальцами проскакивают микро-разряды. Внутренняя дрожь пробежала от желудка к горлу, мельчайшие волоски на теле встали дыбом.
Влас резко поднялся и подошел к распахнутой балконной двери.
— Куда ты? — облизнув губы, спросила я. Слова приходилось выталкивать с трудом.
— Я себя уже почти не контролирую, — спокойно отозвался он, не оборачиваясь. Настолько спокойно, что я поняла: он на грани. Но почему он сдерживается?
Повисла невыносимая, неподъемная тишина… Мне вдруг пришло в голову, что я заглянула в его чувства, но ничего так и не ответила ему. А ведь он мне открылся.
Я кинула взгляд на застывшего лешего, который, судя по всему, в настоящий момент вел нешуточную борьбу с собой. Он был напряжен, как клубок высоковольтных проводов.
— Влас, — тихо позвала я, вставая с дивана и делая шаг к нему. Он вздрогнул всем телом.
— Что? — голос звучал глухо.
Так, еще бы вспомнить, какую формулировку он использовал там, у подъезда. Ах да.
— Я прошу тебя остаться.
Он резко обернулся. Его глаза горели так ярко, что больно было смотреть. Он все понял.
— Ты же понимаешь, что обратного пути не будет? После этого я тебя не отпущу. Не дам сбежать и спрятаться.
— Понимаю, — во рту резко пересохло.
Он скользнул ко мне стремительно и бесшумно, как кобра. Я невольно попятилась. Не потому, что передумала. Просто Влас выглядел как-то особенно хищно. Он остановился так близко от меня, что если бы я немного подалась вперед, то наши тела соприкоснулись бы. Я глубоко вдохнула запах лесных трав и подняла глаза. Леший смотрел так, что я снова почувствовала себя овечкой, к которой подкрадывается тигр. Было в его взгляде что-то такое… будто он готовился к последнему рывку, после которого, наконец, получит желанную добычу. Предельная сосредоточенность и… предвкушение.
Удерживая мой взгляд, он жестко спросил:
— Ты — моя? Хорошенько подумай, прежде чем согласиться. У леших это признание не ограничивается словами. Я сделаю так, что все будут видеть, что ты — моя. Готова ли ты к этому?
Я промолчала, чувствуя жуткую пустоту в желудке. Неизвестность страшила.
— Ты — моя? — еще раз спросил леший, не сводя с меня своих бесовских глаз, которые горели, как два зеленых угля, делая его лицо совершенно нечеловеческим и по-настоящему жутким.
Я вздрогнула и ответила еле слышно:
— Да.
— Скажи это!
— Я твоя.
— Готова доказать?
— Да, — в этот раз получилось увереннее. Его глаза полыхнули торжеством.
Он приказал:
— Тогда дай руки.
Я послушалась. Вытянула подрагивающие руки и замерла в жутковатом предвкушении. Он сильно, почти до боли, сжал мои запястья. Затейливое переплетение из корней, трав и листьев, покрывающее правую сторону его тела, задвигалось-зашевелилось, а затем, непрерывно меняя узор, татуировка начала переползать с его руки на мою, оплетая левое запястье и перемещаясь вверх к плечу. Процесс сопровождался нестерпимым жжением. Оно постепенно охватило руку, затем левую грудь и часть спины. Что интересно, татуировка лешего при этом совсем не уменьшалась.
— Жжет! — воскликнула я, непроизвольно попытавшись выдернуть свои руки. Разумеется, Влас их не выпустил. Вместо того чтобы начать меня успокаивать, он наклонился и накрыл мои губы своими, не ослабляя хватки. Жжение тут же отошло на второй план. Точнее, не так. Оно перестало приносить дискомфорт. Огненная волна поднялась откуда-то из живота, прокатилась по телу, и жжение гармонично вплелось в это ощущение, добавляя ему остроты. Я застонала от удовольствия, расслабляясь и позволяя Власу делать все, что он сочтет нужным. Он целовал меня и продолжал мучить, но теперь это было так сладко… так невероятно прекрасно. Ощущения накладывались друг на друга, заставляя меня буквально сходить с ума от этого невероятного, до боли возбуждающего коктейля.
Наконец, он разжал руки и чуть отстранился, позволяя мне оценить результат. Я затуманенным взглядом скользнула по левому запястью и увидела там узоры, как у него. Они покрывали кожу до предплечья, ныряли под рукав и, больше чем уверена, оплетали левую сторону тела.
— И что это значит? — спросила я Власа.
— Закрой глаза и посмотри на вашу с Ханом связь, — посоветовал он. Я послушалась и ахнула. Там протянулась еще одна связь. Только это была не веревка, а мощный узловатый корень.
— Теперь никакой Совет ведьм больше не сможет усыпить нечистую кровь и забрать тебя у меня. Да и вообще никто. Я найду тебя где угодно.
— Мы ведь не помолвлены? — с сомнением уточнила я. Вроде кровью не обменивались.
— Пока нет, хозяйка моя. Я дам тебе немного времени привыкнуть к тому, что от меня теперь никуда не деться, — он склонился к моему лицу и добавил: — Совсем немного.
— Ты абсолютно невыносим, — заключила я обреченно. — И вот, главное, сейчас я совершенно уверена, что ни за что не дам на это своего согласия, но ведь ты наверняка все повернешь так, что через несколько дней я обнаружу себя умоляющей тебя об этой чертовой помолвке.
— Так и будет, — серьезно подтвердил Влас и выдал роскошную хулиганскую улыбку.
«Ну нет, ни за что», — твердо решила я и рванула к двери. Не успела. Мир размылся перед глазами, и через мгновение я обнаружила себя прижатой к стене. В глазах Власа плескалось обещание расправы.
— Хотела убежать? — проникновенно уточнил он.
— Нет… я хотела тебя разозлить.
— И зачем же?
— Чтобы ты, наконец, мог наказать меня за побег, — сглотнув, призналась я. Его взгляд стал таким острым, что, казалось, об него можно порезаться.
— Что ж, ты добилась своего. Держись, моя гадкая девчонка…
Конец книги.
