Маир затеял очередную игру, в которой мне разрешили вести и устанавливать свои правила. Осознание этого будоражило кровь настолько, что сладкая развязка замаячила на горизонте очень быстро. До обидного быстро! Я остановилась. Нужно было взять перерыв и немного остыть. Вкус подъема на вершину нравился мне не меньше ощущении при спуске с нее.
Я снова встретилась взглядом с Маиром и прочла в нем не негодование, а удовлетворение. В голове еще не отложилось, что он тоже любитель долгих игр.
Я останавливалась еще несколько раз. Паузы становились все длиннее, мне требовалось все больше времени, чтобы успокоиться. Миар не возражал. Он ласкал меня взглядом, именно ласкал. Его глаза не горели от фантазий о том, что именно он сделал бы, окажись я под ним сейчас. Маира полностью удовлетворяло сделанное мне предложение, и он просто получал удовольствие, позволив мне руководить процессом, задавать ритм, экспериментировать.
Я постепенно поменяла положение, оказавшись в той позе, с которой хотела начать. Мои ладони теперь упирались в грудь Маира, пальцы почти впивались в его грудь, но короткие ногти не могли причинить ни ощутимой боли, ни реального вреда.
Сейчас мне хотелось, чтобы Маир заполнял меня резко и сильно до конца. От одного только предвкушения внутри все сладко сжималось. Вот только я переоценила возможности собственного тела. Всего несколько движений дали понять, насколько я вымотала себя.
В моем взгляде отразилась растерянность. Маир сразу понял ее причину.
— Устала?
Я вздохнула и откинула волосы назад, ожидая, что сейчас меня повалят на спину и закончат начатый мной танец.
— Приподнимись немного, — он рукой направлял движения, а потом сжал мое запястье, прижимая мою же ладонь к собственной груди. — Не двигайся, — шепнул он, резко подавая бедра вверх.
Я всхлипнула и от неожиданности, и от ощущений. Голова запрокинулась, но я усилием воли вновь склонила ее вперед. Хотелось смотреть в глаза Маира, пока он будет двигаться резко и сильно… идеально.
Мой рот открывался все шире, но с губ так и не слетело ни единого звука. Я впилась в голубой взгляд и не смыкала веки, но в какой-то момент перед глазами встала знакомая пелена, ее в клочья рвали вспышки света, так же яростно, как тело разрывалось от удовольствия, распадалось, переставало существовать как форма, переплавлялось в комок обнаженных нервов.
Первым вернулся слух. Стук собственного сердца, хриплое дыхание и тяжелые стоны Маира дали понять, что мы оба пережили это взрыв.
Вторыми подключились осязание и ощущение собственного тела. Под пальцами ходила ходуном грудная клетка Древнего, сотрясаемая частыми и сильными ударами его сердца. Ладонь чувствовалась дрожь мышц — еще один отголосок сладкого удовольствия. Я переживала то же самое, разве что сердце колотилось где-то в горле.
Наконец, появилось зрение, но, скорее, это мозг возобновил привычную работу, синхронизируя информацию от всех органов чувств. Маир улыбался так сыто и выглядел таким довольным, будто пережил нечто такое, чего раньше никогда не испытывал. Это озадачило.
— Ве-е-енн, — произнес он на свой манер — бесконечно долго — и притянул к груди, наплевав на боль, обнял обеими руками. — Ве-е-ен… — жаркий полустон-полушепот возле самого уха обжег кожу и что-то внутри. Где-то в районе сердца. Оно, глупое, приняло мое имя за признание. И ему было все равно, в чем именно признавался Древний…
Я гладила губы Маира в бессознательной попытке не дать ему произнести больше ни единого звука. Маир развлекался любимым занятием: прихватывал кончики моих пальцев.
— Ты такая тихая, — произнес он спустя какое-то время, отстранив мою ладонь, и тут же лизнул запястье. — Я покорил тебя в самое сердце?
Насмешливый вопрос заставил дернуться всем телом. Чтобы скрыть свою реакцию, я потянулась и сползла с Древнего, устраиваясь у него под боком.
— В сердце?.. — переспросила я задумчиво. — На счет сердца нужно поразмыслить, но вот пониже талии… Да, ты меня определенно покорил.
— Венн! — фыркнул он. — Тебе не идет говорить такие пошлости.
— А тебе не идет так шутить, — парировала я, садясь на постели.
— Ну, и куда ты?
Пальцы скользнули на мои плечи и прочертили длинные линии на спине, пока я вставала.
— В душ.
— Я планировал задержаться тут на несколько часов.
Я обернулась. Маир капризничал!
— Я, собственно, не против. Но сначала душ, потом завтрак, потом перевязка, а потом уже можно будет вернуться в постель.
Древний задумчиво потер подбородок, из чего я сделала вывод: что он подразумевал под расплывчатым «тут», я угадала правильно.
— А… — начал он, но я его перебила:
— Нет. Или в таком порядке, или сразу после перевязки отправимся в обратный путь.
— А я вот слышал, что люди к больным относятся с большим пониманием и всячески им угождают.
Я выразительно посмотрела на часы:
— А чем я, по-твоему, занималась последние сорок с лишним минут?
На это Маиру крыть было нечем.
— Давай тогда быстрее.
Я загадочно улыбнулась и с самым независимым видом — насколько позволяла голая задница, конечно! — направилась в ванную.
— И зачем я это только сказал? — сокрушался за моей спиной Маир. А я… я тихонько посмеивалась.
В голове была такая легкость! Впереди нас ждали целых три дня беззаботности, шуток и… секса, чего уж там!
ГЛАВА 23
Падение чем-то похоже на полет. Особенно, если глаза закрыты.
Краткий пересказ событий последних трех дней моей жизни звучал бы крайне скучно: дорога, готовая еда в кафе, остановки в отелях на ночь и секс. Да, последний пункт вносил некоторое оживление в список, однако в целом…
Длинный пересказ вряд ли кто-нибудь когда-нибудь от меня услышит. Каждая минута из этих трех дней останется со мной навсегда, ведь каждая минута была окрашена для меня особым смыслом и новыми чувствами. Я не особо вникала, какими именно, но раньше я точно не испытывала ничего подобного.
Раве я могла часами смотреть на Бэйна, к примеру, когда тот вел какой-нибудь кар из своей коллекции, блестящий как леденец. Слушала ли я внимательно хоть кого-нибудь, кто решил поделиться со мной планами на будущее? Да никогда! Мне это было просто не интересно. Сознание всегда цепляло в потоке слов только полезные мне мелочи, которые в определенный момент могли быть использованы во благо себе. Делилась ли я когда-нибудь своими собственными мыслями? Разве что с тем же Маиром, в тот вечер, когда мы разыграли представление для Менельтора, но это не считается.
В эти дни поменялось мое собственное восприятие реальности. Оно-то и придавало обыденным, казалось бы, вещам тот самый смысл… Нет, не так. Оно просто придавало им смысл!
Ах, да! Еще оставался интим с
