– Эва… – Канцлер коснулся ее руки. – Эва, просыпайтесь. Эва?..
Она лежала, вытянувшись на спине, в одном легком нижнем платье, с распущенными волосами, с улыбкой на устах, такая юная и красивая…
– Ваше превосхо… – Данкир тоже дотронулся до руки Дагны-Эвлоры. – Не нужно. Она… Она уже часа три как…
Я ожидала чего угодно, но только не того, что Одо еще немного постоит на коленях возле ложа Дагны-Эвлоры, прижимаясь лбом к ее холодной неподвижной руке, а потом встанет и скажет ровным тоном, не оборачиваясь:
– Я отнесу ее к родителям. Задержусь ненадолго. Данкир… Проследите, чтобы Эвина вздремнула хотя бы пару часов. Нам предстоит много работы.
«У нее даже настоящего погребения не будет, – мелькнуло в голове. – Хотя… что считать настоящим?»
* * *Надо ли говорить, что я наотрез отказалась укладываться спать, а Данкир ничего не мог со мной поделать? Вернее, подозреваю, мог бы зачаровать, но то ли не подумал об этом, то ли попросту не рискнул.
– Как же так? – в который раз спросила я. На этот раз я заняла кресло канцлера, а Данкир устроился на диване напротив. – Она ведь выглядела совершенно здоровой! А остальное… просто отвыкла от шума и этого кружения… Я в первый раз вовсе чуть сознания не лишилась.
– Вспомните, что говорил Боммард. – Данкир смотрел в сторону. Должно быть, переживал по-своему, но чувств своих не выказывал. – Совершенно неизвестно, что могло спровоцировать гибель.
– Что?..
– Ну… Я успел взглянуть на Эву, пока его превосходительство прощался. Не настолько подробно, как когда ассистировал Боммарду, конечно, но успел разглядеть, что нужно. Если совсем просто: у нее разорвался сосуд в мозгу. Совсем не в том месте, на котором проводили операцию, к слову. А что тому причиной… – Он качнул головой. – Возможно, перевозбуждение и перенапряжение: все-таки Эве давно уже не приходилось бывать в обществе и тем более так долго танцевать. Помните, она говорила о головокружении? Видимо, это был один из симптомов.
– Я думала, от такого умирают мгновенно.
– Эвина, и снова вспомните слова Боммарда: человеческий мозг настолько тонкий и сложный орган, что мы до сих пор не знаем и тысячной доли его возможностей и особенностей. Да, наверно, Эва могла рухнуть замертво сразу же, но вышло… вот так. Бывает, люди выживают после подобного. Некоторые даже восстанавливаются, но многие, к примеру, теряют контроль над телом. Когда только рукой или ногой, когда целиком. Зачастую лишаются рассудка.
– Лучше уж сразу… – Я невольно поежилась, вспомнив свою просьбу.
– И я так думаю. – Данкир взглянул на меня. – Возможно, если бы Боммард был рядом, он распознал бы в этом головокружении опасный симптом и успел что-либо предпринять. А может, и нет – он не всемогущ. Только прошу – не говорите об этом его превосходительству, иначе он себя окончательно заживо сожрет.
– То есть?..
– Это же его вина, как он полагает, неужели вы не поняли? Он разрешил Эве танцевать на балу, он не проследил за тем, чтобы рядом с нею всегда дежурила бригада врачей во главе с Боммардом, он вообще выпустил Боммарда из поля зрения, а тот мгновенно был таков – умчался спасать каких-то селян и предотвращать эпидемии вместо того, чтобы держать ее величество за руку и непрерывно считать пульс…
Данкир говорил с неожиданной злостью, и я посмотрела на него с недоумением.
– Эву можно было завернуть в вату, как хрупкую фарфоровую куклу, и держать так год за годом, – добавил он. – Время от времени разворачивать, демонстрировать публике и тут же снова прятать в коробку. Честно признаться, не хочу представлять, насколько бы испортился ее нрав от таких манипуляций…
Я молча согласилась.
– А хуже всего то, что ты никогда не угадаешь, что заставит игрушку разбиться. Может, твое или чужое неосторожное прикосновение, может, падение, сотрясение пола от шагов, даже громкий звук: слыхали, что некоторые певцы способны заставить бокалы разлететься на кусочки силой своего голоса?
– Да, доводилось читать о чем-то подобном.
– Ну вот. А может, произошло бы то, о чем предупреждал Боммард, и опухоль снова начала бы расти…
– Или нет! И Эва бы все-таки выздоровела и прожила долгую жизнь, – перебила я.
– Или – или. Нет смысла гадать о том, что могло бы случиться, если все уже произошло. – Данкир все-таки шмыгнул носом, незаметно, как ему казалось. – Вы, наверно, удивляетесь, что я не слишком заметно скорблю?
– Н-нет…
– Я просто не умею. Дамам проще: вы всегда можете поплакать, а я… Я мог бы напиться, но не имею права. Да и, если честно, Эву я все-таки любил не так, как Лиору. После ее гибели я неделю, наверно, не просыхал, пока полковник меня не взгрел, – признался он. – И к слову, не вздумайте лезть к его превосходительству с соболезнованиями. Он не оценит.
– Я и не собиралась.
– Эвина! – Он сдержанно улыбнулся. – Вы ведь обожаете романы, а в них любой, даже самый сдержанный мужчина непременно тает, стоит юной деве узнать о его личной трагедии и выразить свои чувства по этому поводу!
– Только не говорите, что вы тоже читаете это…
– Нет, я предпочитаю бульварные криминальные романчики – люблю посмеяться над представлениями авторов о нашей работе, – но там тоже хватает подобных сцен.
– Вот как… И что вы предлагаете?
– Лучше молчите. И не думайте, будто покажетесь бессердечной, потому что… Потому что лучше молчаливое сочувствие, чем слезы, вздохи и ежеминутные напоминания о трагедии. И постарайтесь обойтись без выразительных, исполненных скорби и понимания взглядов, это страшно раздражает. Матушка моя – большая мастерица на подобное, – пояснил Данкир. – Поэтому я почти не бываю дома. Только, думаешь, рана хоть немного зарубцевалась, а тебя бьют прямо в больное место… Не все такие, конечно, но я говорю о собственном опыте. Меня спас полковник Аннард и работа без продыха. Думаю, его превосходительство такой же, иначе давно опустил бы руки.
– Лишь бы не надорвался, – обронила я. – Он все-таки не двужильный.
– А вы на что? Но вы тоже не двужильная, поэтому, прошу, хотя бы сделайте вид, что спали, иначе он мне голову оторвет и будет в своем праве!
– Оторвал бы, если б не нуждался в вас, – негромко произнес канцлер, переступив порог, и я встрепенулась. – И Эвине тоже. Вы, кажется, решили, что мои приказы для вас отныне пустой звук?
– Ваше превосходительство, я мог, конечно, немного заколдовать Эвину и влить ей сонное зелье силой, но сомневался, что вы одобрите такой метод, – мгновенно нашелся Данкир, вскочив с дивана.
– Да, вы правы. Но о ее поведении мы поговорим наедине. Оставьте нас.
Лицо у него было холодное, отстраненное и какое-то… повернутое внутрь себя, попыталась я подобрать слова. Ясно стало: Данкир прав, Одо никому не позволит увидеть свои переживания. И соболезнований не примет: это только его горе… Но вот беда – общая, и потому церемониться с
