История в те времена писалась прямо на глазах, крепостное право отменили еще при его отце, что значительно облегчило Николаю процесс. Но вот события, произошедшие в начале двадцатого века, внесли сумятицу.
Как бы ни было, но оборотней все равно было меньшинство, и Николай не мог повлиять на политическую ситуацию, не было у него тогда еще достаточного влияния. Отца его убили во время Первой мировой, тогда же перестал существовать и еще один князь Назимов.
Николай, наперед просчитавший многое, превратился в Николку Назимовского, сберег все нажитое добро с помощью сородичей и начал выступать против власти императора. При образовании СССР он получил одну из самых высоких партийных должностей и уже тогда начал продвигать всюду, где только мог, свой народ. Когда политик Николка ушел на пенсию, на его место пришел его протеже, естественно, оборотень. А вскоре появился молодой подполковник Назимский, который прошел всю Великую Отечественную бок о бок с солдатами. На линии фронта женился на полукровке из Польши, оставшейся сиротой, и за год до окончания войны у них родился сын.
По окончании войны стал генералом и еще лет пятнадцать жил на виду, потом просто на слуху. Тогда же, кстати, он окончательно объединил в центральный клан многочисленные территории. До этого такие сильные кланы, как южный, приволжский и питерский относились к центральному лишь формально и жили автономно, с тех пор они начали подчиняться московскому альфе Николаю. Многие пытались изменить ситуацию, многие не хотели признавать его власть, но он день за днем доказывал право сильнейшего, отвечал на любой вызов и побеждал во всех поединках. За эти годы заработал такую устрашающую славу, что его боятся до сих пор, и вот уже почти пятьдесят лет ему никто не бросал вызов, хотя он давно немолод. Ну про поединки мы уже с тобой говорили, возможно, тут дело в его бете.
— Что было дальше? — поторопила я отца.
— А дальше… Еще в шестидесятых он опять появился в политике, только как сын генерала, и начал расширять сферы влияния. В восьмидесятых опять ушел в тень. А вот в начале девяностых в Россию вместе с внушительным капиталом приехал князь Назимов, дедушка которого, как выяснилось, — Олег хмыкнул, выгнул бровь и указательным пальцем помахал в воздухе, — сбежал во Францию после Первой мировой. И начал этот эмигрант строить свою теперь уже финансовую империю. Ну и сейчас мы имеем то, что имеем: все тот же Николай Назимов, российский миллиардер, владелец газет, заводов и пароходов, не имеющий официальных наследников. Это все, что известно людям. Для нас же он один из самых сильных альф России, объединяющий не самый большой по территории, но самый большой по численности в России клан.
— А самый большой по территории, получается, ваш?
— Да, малышка, как я уже говорил, если рассматривать административную карту Российской Федерации, то нам подконтрольны территории Сибирского и Уральского округов.
— А на Дальнем Востоке тоже есть стаи?
— И там. Кстати, он ненамного уступает нам в территории, но значительно в населении.
— Все так же, как и у людей, — вздохнула я.
— Наши жизни и история тесно переплетены и связаны между собой, поэтому ничего удивительного. — Немного помолчав, он добавил: — Есть еще белорусская и украинская стаи, они не входят в европейскую, и не относятся ни к одной из наших. Отец молодого белорусского альфы прошел отечественную войну бок о бок с Назимовым, тогда-то они и сдружились. Третьим их другом был украинский альфа, но он умер еще в 1988, там была очень странная история. Молодой волк вызвал его на поединок, и все на первый взгляд было честно, кроме того, что не мог матерый волк так быстро и легко проиграть. Николай поехал разбираться, и как раз в этот период умер его старший сын. Все, что он успел, — это вызвать на поединок и убить мухлевавшего волка, а потом ему пришла новость из дома, и он уехал, не пожелав разбираться с тем, что происходит в клане, предоставив их самим себе. До сих пор, так никто и не разобрался в том, что там случилось на самом деле.
— Да уж, вот это история. Так странно, что кто-то, кто существовал на свете столько лет назад, до сих пор жив. Не могу даже, в голове уложить, что события, являющиеся для меня историей, кто-то пережил и с ним можно пообщаться даже сейчас.
— Ну вряд ли тебе так запросто удастся пообщаться с этим волком, — ухмыльнулся отец.
— Я это образно имела в виду. Он жив, в состоянии разговаривать, мыслить здраво и помнит войну. — я взмахнула руками.
— Да, волки, воевавшие в Великой Отечественной, — это практически отдельный вид. Нам, рожденным в послевоенный период, до них еще расти и расти.
— Слушай, пап, а ты упомянул, что у Назимова нет наследников. — После кивка переспросила: — Прямо совсем? И что же будет с его кланами, когда он умрет, ведь он немолод и по вашим меркам тоже? — сыпала я вопросами и даже не заметила, как легко из моих уст вырвалось такое незнакомое мне слово: «папа».
— Совсем. Был еще младший сын, но там совсем все печально, в 1997 году взорвался на машине вместе с годовалыми детьми. У него близнецы были, большая редкость для таких, как мы, — печально произнес Олег. — Еще у Назимова есть необратившаяся дочь и была внучка, ребенок старшего сына, но тогда же, в 1997, про нее перестали упоминать, как будто нет ее и все. Только домыслы и слухи, что жена Назимова тогда сошла с ума, она же полукровка, у нее менее устойчивая психика, и пойди разбери их, что правда, а что вымысел.
— Как-то все очень печально.
— Ничего, у него еще есть названый сын. Сосед по твоей лестничной площадке, — замолчал, видимо, дожидаясь, пока эта информация уляжется в моей голове и продолжил: — Игнат Романов воспитывался Николаем с девяти лет, вот он-то и станет скорее всего преемником. А сможет ли удержать власть в своих руках, покажет только
