– Почему же он… – не желая выслушивать сплетни, перебил его Михаил, – выставляет себя напоказ? При чем здесь трусость?
– Это его поведение как раз не трусость и даже не пижонство, – с ехидной улыбкой ответил Дилан Моралес. – Это хитрый расчет! Какой умный зверь вздумает приблизиться к этакому красавчику? Да никакой! Все будут оббегать его стороной. Ха-ха! А Густаво только этого и добивается, потому что метко стрелять он не умеет и больше всего боится даже не позорного промаха по зверю, а того, что после этого в нашем охотничьем клубе «Меткий стрелок» его изведут насмешками. Однажды такое уже случилось, ха-ха! Опозорился наш Густаво, когда мэром и городским охотничьим клубом была устроена показательная охота на…
Раскат громкого выстрела в рассветной тишине прервал рассказ Дилана Моралеса. Выстрел был сигналом к началу облавы. Она и началась: до охотников, выбравших диспозицию на возвышенности под тремя пальмами, донеслись отдаленные крики и даже выстрелы – то загонщики выдвинулись прочесывать заросли, в которых притаились «чудовища», покинувшие территорию виллы, принадлежавшей доктору Сальватору. Покинувшие и не знавшие, что тем самым обрекли себя на неминуемую гибель.
Михаил вновь прильнул к окулярам бинокля. На открытой местности ничего не изменилось, и прокурорский сынок Густаво по-прежнему гарцевал на своем скакуне. Прошло минуты три или четыре, и тут к отдаленным звукам облавы добавилась настоящая канонада, от которой Михаилу стало не по себе.
«Как на войне, – подумал он, кусая губы, – еще бы пулеметы у ворот виллы установили!»
И вот в поле его зрения попало непонятное существо, выскочившее из зарослей. В бинокль удалось различить, что по размерам оно представляло нечто среднее между лошадью и кабаном, обладающее ощетинившимися клочками шерсти черного, светлого и рыжеватого цветов, а также устрашающими серповидными, загнутыми вверх клыками. На бегу удивительное животное яростно мотало головой, разбрызгивая пенистые слюни. А направлялось это чудище прямиком на пока что ничего не подозревающего сына прокурора. Наконец-то Густаво обернулся и увидел симбиоз кабана и лошади и тут же, не прицеливаясь, выстрелил, скорее, просто нажал на спусковой крючок – для острастки. Но клыкастое чудище, вместо того чтобы испугаться и остановиться или повернуть в сторону, продолжало нестись на выбранную цель.
До Михаила донеслось ржание лошади Густаво, вставшей на дыбы, а в следующее мгновение чудище в прыжке врезалось ей в брюхо и опрокинуло на землю вместе с беспомощным седоком. До какой степени пострадали псевдоохотник и его несчастная лошадка, пока что определить было невозможно. Клыкастое чудище рядом с ними не задержалось и продолжило свой бег, но теперь уже вслед за ним поскакали два охотника, что располагались слева и справа от Густаво. И, судя по всему, как раз они-то хорошо знали охотничью премудрость.
Послышались выстрелы. Чудище на всем ходу споткнулось и закувыркалось. Еще выстрелы, и вот оно уже никуда больше не стремится, а два приблизившихся к нему всадника вновь вскидывают ружья и стреляют – наверное, для пущей верности или же для того, чтобы впоследствии предъявлять доказательства, чья именно пуля оказалась смертельной…
Следующий выстрел и за ним сразу же второй громыхнули совсем рядом с Михаилом. Доны Зурита и Моралес прижимали к плечам приклады и, куда-то целясь, туда-сюда водили стволами, затем одновременно выстрелили и, чертыхаясь, поспешно принялись перезаряжать ружья.
Как оказалось, причиной паники двух «элитных» охотников стала стая других не виданных доселе Михаилом животных. Он насчитал семь особей, больше всего похожих на обезьян. Судя по всему, вожаком стаи был самец, густо обросший седой шерстью, который передвигался невероятно длинными прыжками, но не по прямой, а хаотично, из стороны в сторону. За ним так же хаотично, но в то же время клином прыгали шесть обезьян, абсолютно лишенных шерсти, зато обладающих длиннющими хвостами-бубликами и выдающимися по своей длине зубами, которых совершенно отчетливо разглядел в цейсовские окуляры Михаил.
Впрочем, необходимость в бинокле уже пропала – стая обезьян стремительно приближалась к охотникам, занявшим место под тремя пальмами. В других обстоятельствах русский дворянин Михаил Левашов посчитал бы это за аттракцион, но не далее минуты тому назад ему пришлось наблюдать катастрофу псевдоохотника Густаво, поэтому он вскинул на изготовку охотничью двустволку, заряженную крупной картечью. Шутки шутками, но все-таки человеческая жизнь – это вам не аттракцион.
Доны Зурита и Моралес вроде бы тоже справились с паникой, и, когда стая модифицированных обезьян оказалась совсем близко, вновь загремели выстрелы, к которым присоединился и Михаил.
Непонятно, его ли дуплет картечью поразил волосатого вожака стаи или это были пули вертикали Зуриты и бюксфлинта Моралеса, или же все в совокупности, но лишь только это чудище приняло на себя всем телом смертоносные свинец и сталь. Остальные голые обезьяны сначала прыснули в стороны, но затем, словно по команде, ринулись на автомобиль.
Никто из охотников не успел перезарядить ружья.
Голые, зубастые, озверелые обезьяны набросились на «Пампасского кота» и его пассажиров и принялись царапать-кусать-рвать все, что попадалось под их когти, зубы и клыки. Заголосил дон Зурита, которому зверюшка расцарапала лицо. Он умудрился вставить в пасть невиданному чудищу двустволку, наверное, хотел выстрелить, но патроны в стволах были только что израсходованы, поэтому Педро Зурита со всей мочи двинул оружием вперед, тем самым заставив обезьяну вывалиться за борт автомобиля.
Завизжал дон Моралес, ему другая озверевшая обезьяна откусила мочку уха. Зарычал водитель-слуга Томас. Но он-то оказался единственным, кто не растерялся и принялся палить из револьвера по хвостато-зубастым. Две обезьяны были сражены его пулями еще в прыжках. Третья, некоторое время никак не отцеплявшаяся от Дилана Моралеса, отвалилась навзничь под ноги владельца автомобиля, скаля успевшую окраситься кровью пасть.
На дона Зуриту напрыгнула еще одна обезьяна. Он, уронив ружье, схватил ее двумя руками за горло, но обезьяна так извивалась всем телом и сучила лапами, что человеку приходилось нелегко.
Михаил, вставивший в свою горизонталку новые патроны с картечью, готов был выстрелить в любую секунду, но медлил, резонно опасаясь ранить людей, копошившихся в автомобиле. Кавардак прекратили последующие выстрелы Томаса и, возможно, еще резкое гудение клаксона автомобиля. Две оставшихся в живых обезьяны покинули «Пампасского кота», но вместо того, чтобы куда-то бежать, прыгнули на пальмы и забрались на их верхушки. Что стало для них роковой ошибкой.
В револьвере водителя Томаса патроны кончились, но у Педро Зуриты был полный патронташ. Он схватил оброненное ружье, чертыхаясь, переломил его, выбросил пустые гильзы и вставил в стволы патроны. Два выстрела, и две прятавшиеся в кронах пальм бесшерстные обезьяны беззвучно свалились вниз.
На этом охота для пассажиров «Пампасского кота» закончилась.
– Ухо! Мое ухо! – причитал Дилан Моралес, в то время как Томас заводил автомобиль. – В больницу, срочно в больницу!
Со
