А хотели они наши пушки. И англичане и французы. Нет, и другого оружия поназаказывали, даже частичную предоплату внесли, но больше всего хотели пушки. И переубедить их не получалось. Вот Гюнтер и поджидал меня, чтобы как-то разрулить этот вопрос. Нет, послать их мы, конечно, можем, но будет ли это правильно? Они ведь могут и с другой стороны зайти, то есть со стороны нашего императора. Я в принципе и императору отказать могу. Я хоть по закону об имперских сословиях и являюсь имперским графом, но к имперским князьям не отношусь, в рейхстаге не представлен и подчиняться императору не обязан. Хотя и на имперских князей и даже имперских рыцарей сейчас где сядешь, там и слезешь, не те нынче времена, а уж о таких как я и речи не идет.
Я вообще императору подчиняюсь чисто номинально. Быстрее коллегия курфюрстов меня прижать может, чем император. Но в любом случае ссориться с императором мне не с руки. Приказать он мне не может, но вот в гости нагрянуть может. Заявится ко мне со всем своим двором, и я обязан буду по закону его содержать. Его и всю его шайку. Да он меня за месяц разорит. Другое дело, что делать ему в наших краях совершенно нечего, и вряд ли он сюда попрется, но пакостей всяких мне устроить сможет.
Вот мы и сидели с Гюнтером в моем кабинете и думали, как нам выкрутиться из этой ситуации. Потом собрались и пошли на завод. Там я выловил Хайнца. Поздоровались и пошли к нему в конторку.
– Хайнц, а где та кулеврина, из которой по моему замку палили?
– Да зачем вам она, ваше сиятельство? Дрянная ведь пушечка, не сравнить с нашими теперешними.
– Знаю, что дрянная, но все же. Переплавил, что ли?
– Нет, ваше сиятельство, стоит в цеху у Дитмара. Оставили ее как память. Ведь именно из-за нее вы, ваше сиятельство, на нас внимание обратили.
– Прекрасно. Так вот, Хайнц, такие кулеврины мне и понадобятся вскоре.
– Так ведь дрянь же, ваше сиятельство…
– И хорошо, что дрянь. Мне и еще похуже надо. Короткоствольные, обязательно с разными калибрами, от трех до пяти дюймов. Из дрянной бронзы. Чтобы выстрелов полста выдерживали – и достаточно. Заряжание – пороховой мякотью. Ядра чугунные, черт с ним, не тесать же каменные, а вот картечь – каменный дроб. Вот их и будем продавать англичанам и французам. Да и всем желающим тоже. Гюнтер, смотри с ценой не прогадай. Назначай максимальную. Медь и олово стоят недешево.
– Ваше сиятельство, может, из чугуна их отлить?
– Нет, Хайнц. Жирно им будет. Конечно, рано или поздно они сами до этого дойдут, но лучше пусть поздно. Так и решим. Так что езжай, Гюнтер, к ним и договаривайся. Пусть делают заказ со стопроцентной предоплатой. В качестве образца можно им представить ту кулеврину, что хранится у Хайнца. А если откажутся – то к нам тогда какие претензии?
Надеюсь, эта афера пройдет. Купцы в пушках вряд ли разбираются. Так что впарить им по дюжине этих недоразумений сможем наверняка. Наших пушек ни англичане, ни французы не видели, так что все должно пройти нормально. Ну а то, что стрелять они будут совсем не так, как наши, – так, может, у их пушкарей руки кривые? Приставать, конечно, не прекратят, но уже без особого напора. А захотят еще, так мы их этими недоразумениями завалим. Пусть только платят.
Так в общем-то и получилось. Английские и французские купцы просидели в Хаттингене еще три недели, ожидая готовности кулеврин. Всучили им по десять стволов. Именно стволов, лафеты они брать отказались. Хотя настоящие лафеты им никто и не предлагал. Они бы и еще взяли, но у нас начались проблемы с запасами меди и олова, а весь наличный металл тратить на их хотелки я не разрешил. Обещал, что когда они приедут за заказанным оружием, а будет это в конце зимы, мы вопрос с бронзой уже решим и отольем им еще пушек. После этого они разъехались.
Правда, английский дворянин все порывался со мной встретиться, но я его так и не принял. Ну его. Начнет меня стыдить, напирать на взаимовыручку благородных людей, требовать к себе особого отношения. Оно мне надо? У меня и своих благородных хватает. И несмотря на то, что все они происхождения самого простого, это очень порядочные и благородные люди. А он будет мне лапшу на уши вешать о многих поколениях своих благородных предков, и мне что, все его бредни терпеть? Так что эту проблему мы разрулили.
Отпраздновал свое восемнадцатилетие. Особых торжеств устраивать не стал. Посидели вечером в тесном кругу. Ну как в узком – зал в замке был забит. Но все были и в самом деле только свои. В основном офицеры с женами. Даже Эльза пришла. Так-то она появляться в замке не очень любит – Ами боится. Хотя Ами к ней относится вполне терпимо. Во всяком случае, на людях. Улыбается и довольно мило беседует. И мне ни разу никаких претензий не предъявляла. А вот что у нее на душе? Но я не спрашиваю, а она молчит. Ну и прекрасно. По нынешним временам я ничего предосудительного не совершаю.
К Эльзе я, кстати, иногда заскакиваю, когда бываю в военном городке. Даже пару раз ночевать у нее оставался. И Ами прекрасно понимает, что я не в казарме ночевал. Знаю, что поступаю не очень хорошо, но ничего поделать с собой не могу. И ведь люблю свою жену, но и Эльзу с Ирмой тоже люблю. И если с кем-то из них долго не встречаюсь, то начинаю беситься. Эх, жаль, что мы не мусульмане. Как бы все упростилось. Женился бы на всех троих и не мучился бы от угрызений совести. Правда, это только я комплексую. Остальные относятся к этому вполне нормально. Ирма так вообще даже не скрывает ни от кого, что она моя любовница. Наоборот, даже подчеркивает это. И отношения у них с Ами и в самом деле прекрасные. Чуть ли не лучшие подруги.
С Эльзой сложнее. Ее они просто не считают себе ровней. Хоть она теперь и благородная дама, жена рыцаря, но для них так и осталась простолюдинкой. Но тут уж я ничего изменить не могу, да и не нужно мне это. Какая мне разница, как они к ней относятся? Не скандалят, и ладно. А для Эльзы главное, как я к ней отношусь, и это правильно.
В конце ноября начали строительство первого кирпичного форта. Я решил на месте земляных фортов, по сути редутов, вокруг Линдендорфа построить каменные форты. А то как-то несолидно – все-таки столица графства. Камня, естественно,
