У меня будто кишки узлом стянуло, но я безучастно покачал головой:
– Увы, это не в моих силах.
Ангелы небесные! Вот ведь свезло угодить между молотом и наковальней!
Ситуация вынуждала меня принять сторону епископа Вима, да только ценой благосклонности его преосвященства станет злосчастная расписка, а я расставаться с ней не собирался, и причин тому было превеликое множество. Как совершенно верно отметил маэстро Салазар, оказанная услуга не стоит и гроша, а об отдавленной мозоли помнят долго.
Викарий несколько раз кивнул и негромко произнес:
– Прискорбно. Чрезвычайно прискорбно. – Он принялся что-то писать, а затем передвинул листок мне. – Берите деньги, магистр. Вы заслужили.
Я покачал головой.
– Видят небеса, не могу.
Помощник епископа правильно расценил это заявление и веско произнес:
– Его преосвященство сочтет отказ личным оскорблением. Он рассчитывает на вас, магистр.
А уж как я рассчитывал на епископа! Но возьму деньги – окажусь на крючке, и тогда вновь зайдет разговор о расписке, столь опрометчиво выданной мне канцлером университета Святого Иоганна…
– Поймите и вы меня, – не пошел я на попятную, – руководство Вселенской комиссии не одобряет подобного рода подношений.
Викарий смерил меня тяжелым взглядом и покачал головой.
– Воля ваша, магистр. Воля ваша…
Я попрощался с ним коротким кивком, сбежал на первый этаж и спешно вышел во двор. В душе бушевал ураган эмоций, в которых было намешано все: от праведного гнева до обиды и разочарования. А еще – злости на себя самого.
– Как все прошло? – полюбопытствовал маэстро Салазар.
– Потом! – отмахнулся я, забрал саквояж и, беспечно отсалютовав капралу ландскнехтов, вышел за ворота. Сумка вновь дернулась, но я зашагал прочь от епископской резиденции и лишь на соседнем перекрестке заглянул внутрь и поворошил лоскуток, в который был завернут алхимический шар. Ткань заиндевела и встала колом, да и само вместилище потусторонней сущности сделалось куда холоднее, нежели ему полагалось быть, а еще ко всему прочему оказалось влажным и скользким.
Святые небеса! Только этого еще не хватало!
Как видно, алхимическое стекло не сумело отсечь эфирное плетение выставленной монахами защиты, и заточенная внутри сущность урвала малую толику силы. И это было нехорошо. Совсем-совсем нехорошо!
Пусть в силу разных жизненных обстоятельств основы экзорцизма не являлись для меня тайной за семью печатями, но это были именно что азы. Я не мог просто взять и на коленке накидать схему для изгнания тени князя запределья; на подготовку ритуала требовалось время, которого у меня сейчас попросту не имелось.
Ангелы небесные! Выкинуть бы эту дрянь в первую попавшуюся реку, да только таким образом проблему не решу, скорее уж новых бед на свою голову накличу.
3В Кларне я ориентировался отнюдь не лучшим образом, а маэстро Салазару здесь и вовсе прежде бывать не доводилось, так что первым делом мы вышли на площадь перед кафедральным собором. Там оказалось неожиданно людно – зевак привлекло кукольное представление. Толпа то и дело взрывалась хохотом, и немудрено: ловкий горожанин почем зря дубасил палкой заносчивых аристократов и попутно укладывал в постель их жен и дочерей. Нахальный юнец щеголял в белом плаще и зеленой шапке, и столь явное соответствие цветам епископа могло быть чем угодно, только не простым совпадением.
На меня вновь накатила злость, но я переборол ее и в красках поведал Микаэлю об итогах своего визита к епископу, а под конец попросил избавить от сентенций вроде «я же тебе говорил».
– Говорил-говорил, – хмыкнул бретер и с хмурым видом покрутил ус. – Ехать в Ренмель без поддержки…
– Мы не едем в Ренмель! – отрезал я и завертел головой на перекрестке, пытаясь выбрать верный путь.
– И куда же мы едем? – насторожился маэстро Салазар.
– Тебе не понравится.
– И все же?
– В Риер, – нехотя произнес я и нисколько в своих ожиданиях не обманулся.
– Дохлую ослицу тебе в жены! – выкрикнул Микаэль, экспрессивно всплеснув руками. Смысл фразы я скорее угадал, нежели понял наверняка, поскольку бретер в запале перешел на родной язык, а мои познания лаварского оставляли желать лучшего, и затейливые идиоматические высказывания южанина разобрать удавалось далеко не всегда.
Нисколько не смущаясь косых взглядов прохожих, маэстро Салазар начал сыпать отборной бранью, но я и не подумал ставить столь бурную реакцию ему в вину. В конце концов, Микаэль больше месяца проторчал в городской тюрьме Риера и не пребывал там до сих пор лишь в силу оказанной мне сеньорой Белладонной услуги. А расположение сильных мира сего – вещь непостоянная…
– Зачем? – спросил маэстро Салазар, понемногу начав успокаиваться.
– Сам виноват, – усмехнулся я. – Кто уверял, что твой арест не случайность, а попытка задержать меня в Риере? Как ни прискорбно это признавать, но ты прав. Таких совпадений не бывает.
Микаэль покрутил ус.
– И что с того?
– Поговорю с Адалиндой, попробую выяснить, кто за всем этим стоит.
– Так ведь она меня в тюрьму и законопатила! – взорвался бретер. – Она это, говорю же!
– Вот видишь!
– Вижу – что? – разозлился Микаэль. – Какой резон ей с нами откровенничать? Она замарана в этом деле по самую маковку!
– В Мархофе мы неплохо поладили, – пожал я плечами. – Попробую договориться. Пойми, Микаэль, Адалинду мог просить об услуге только очень влиятельный человек. Скорее всего – кто-то из руководства Вселенской комиссии. Узнаем кто – обернем это в свою пользу.
– Сдашь его Кабинету бдительности?
– Плохая идея, – вздохнул я. – За такое и головы лишиться недолго. Подобные вещи решаются в узком семейном кругу. Как говорят мои коллеги – кулуарно.
Маэстро Салазар только фыркнул, но отговаривать от поездки в Риер не стал, поскольку прекрасно отдавал себе отчет, в сколь уязвимое положение нас поставило обвинение в убийстве маркиза Альминца. По самому краешку ходим, по самому краешку…
От площади я без особого труда вывел нас к почтовой станции и подготовил для отправки в Ольс увесистый пакет с компроматом на Сильвио де ла Вегу. К портрету южанина и протоколам изъятия вещей присовокупил сопроводительное письмо для архиепископа Фредрика, в котором изложил многочисленные прегрешения официала ордена Герхарда-чудотворца и посоветовал провести собственное расследование, а для начала – попытаться отыскать садовника злодейски убиенного аристократа и некоего карманника, промышлявшего на Грёсгатан. Первый мог опознать Сильвио по рисунку, второй расскажет о приметном золотом перстне. Такого рода улики значили не много, но его высокопреосвященство обладал достаточным влиянием, чтобы раздуть скандал даже на столь шатких основаниях. А если решит положить мое послание под сукно – не беда, второй комплект уже отправлен в Ренмель.
Небольшая месть хоть как-то выправила безнадежно испорченное настроение, так что в гостиницу я вернулся, уже не горя желанием рвать и метать.
– Остаемся на ночь! – объявил я с порога, и Уве не удержался от облегченного вздоха.
Вид у слуги, надо сказать, был
