Я открыл дверь.
— Ну наконец-то! — устало сказала мама, переступив порог. — Я уж думала, бегать пошёл.
— Да не, — зевнул я, демонстрируя сонливость, которой не было. — Спал.
— Одетый, что ли?
— Ну… Телек смотрел допоздна, уснул…
Мама покачала головой. Я забрал у неё рабочую сумку, прошёл в кухню. Сердце просто вдребезги разносило грудную клетку.
На столе было пусто и чисто. Аня — храни её Христос — всё убрала и даже кружку помыла. Все следы замела, умничка моя, одну только мелочь упустила…
— Семён, это что за бутылки? — крикнула мама из ванной комнаты.
— Насобирал вчера! Сдам сегодня…
— Зачем?
Ну что за вопрос, блин, а?
— Денег надо.
— На что?
— В смысле, «на что»? — искренне изумился я. — Это… Это ж деньги. Чтобы были. Я сейчас уберу, подожди!
— Да не надо, потом.
Мама закрылась в ванной. Переодеваться будет. Я помнил, что это — минут на пять точно. Успеем.
Зашумела вода. Я на цыпочках вбежал в спальню, опустился на колени и заглянул под мамину кровать.
— Бегом! — прошипел я в перепуганное лицо Ани.
Она мигом всё сообразила. Бесшумно выскользнула из-под кровати, помчалась к двери, прижимая к груди куртку и кроссовки. Я отпер дверь, стараясь, чтобы замок не щёлкнул.
— Меня подожди, — шепнул я, выпуская Аню в подъезд.
Услышала она меня? Ладно, посмотрим…
Я наконец-то смог перевести дыхание. Прошёл в кухню, открыл кран и поплескал в лицо холодной водой. Скула болела, рёбра болели, ободранные руки болели. Надеюсь, я хоть куртку запасную не порвал… Она и так стрёмненькая да старенькая.
Медленно, с опаской, будто герой фильма ужасов, спускающийся в тёмный подвал, я погрузился в воспоминания о вчерашней стрелке. Пожалуй, если посмотреть непредвзято, то прошло всё хорошо. Рыбин, кажется, месседж получил и даже сделал правильные выводы. Впрочем, это надо будет уточнить. А вот Цыган… Блин… Нет, вряд ли, конечно, Цыган будет за мной охотиться. Я для него — слишком мелкая сошка. Скорее забудет. Но если будет — тогда будем думать новый план. Который, наверное, приведёт меня к контрам с Французом. На этом этапе меня могут уже и убить.
Я достал из тумбочки термос, набодяжил омерзительного «Монтеррея» с сахаром и сгущёнкой. Как раз вышла мама.
— Чего это? — нахмурилась она на термос.
— Да ехать пора… Аня вчера звонила — говорит, сегодня надо с утра встретиться.
— Какая Аня?
Я мысленно обматерил себя страшными словами.
— Какая Аня? Я говорю: «она». Психолог.
— А-а-а… А мне она ничего не сказала.
— Ну, забыла, наверное.
Мама вздохнула. Она после смены обычно спала. А тут — ехать…
— Да ложись ты, — небрежно сказал я. — Сам съезжу.
Спорили минут пять. Но мама действительно устала, а я вёл себя по-взрослому и по-ответственному. В результате мне было выдано аж целых сто рублей. Офигеть, богатство! Отказываться я не стал.
Аня, всё такая же растрёпанная, бегала перед своей машиной, бренча ключами. Я наконец-то рассмотрел «анямобиль». И заржал в голос. Это была красная «девятка».
— Слушай, да ты брутальная! — воскликнул я. — Серьёзно твоя?
— Моя, — рассеянно сказала Аня. — Как… Как там мама? Ничего не заметила?
— А что она могла заметить?
Аня вдруг оттянула ворот куртки и понюхала себя. Я, заинтересовавшись, приблизился, привстал на цыпочки. Аня позволила мне понюхать её. Исчезающе пахло духами.
— Эм… — задумался я. — Мама, конечно, не в зале спит обычно…
— Господи! — застонала Аня. — Я чувствую себя такой дурой! Голова ещё раскалывается…
— Ладно тебе! — Я всучил ей термос и отобрал ключи. — Попей кофейку, попустит.
Сложно сказать, что за коллективное помешательство на нас нашло. Аня села на пассажирское сиденье и начала пить кофе, глядя перед собой круглыми глазами. Я уселся на водительское, поправил зеркало, подвинул сиденье, запустил двигатель, посмотрел температуру. Блин, ну и холодрыга… Пока-то этот драндулет прогреется. Впрочем, в движении он прогреется быстрее. Всё, хорош, поехали!
Я опустил ручник, выжал сцепление, включил первую скорость и тронулся. Н-да, это вам не «Дэу нексия», на которой я водить учился. Чуть не заглох. Но быстро приноровился, покатил по двору, вырулил на пустынную дорогу.
Аня всё так же сидела, зажав термос между ног и вцепившись руками в крышку-кружку. Время от времени она делала глоток. Я задержал взгляд на термосе… Заставил себя отвернуться. У девушки явно стресс. Может, вся жизнь переворачивается с ног на голову: провела ночь в квартире несовершеннолетнего пациента. Плюс, вчерашние дрожжи забирают. Испугалась она этих «уголовников», реально испугалась.
Утешать девушек я умел плохо. Знал только один способ, который со скрипом работал в подобных ситуациях: нести чушь. Постепенно у жертвы формируется понимание того, что в мире есть ещё юмор, и проблема — не такая уж и проблема.
— Я незадолго до самоубийства знаешь, о чём подумал? О порнухе. Ты не смотришь?
Аня покачала головой.
— Я тоже нет. Ну, так, иногда, под настроение. И знаешь, что? Меня один момент возмутил. Мужчина занимается с женщиной анальным сексом, а потом — тут же, этим же членом лезет ей… В другое отверстие. Можешь себе представить? Нет, я, конечно, понимаю, что актёров наверняка тщательно моют перед съёмками. Внутри, снаружи, может, даже с хлоркой. Но дети-то воспринимают всё это за чистую монету! Именно на основании этого бреда они будут строить свои представления о половой жизни. И что в итоге? Как минимум — неприятное разочарование, как максимум — инфекции. Мне кажется, это неправильно. Если ты создаёшь произведение искусства, то ты должен сознавать ответственность перед целевой аудиторией. И неужели создатели порнофильмов не понимают, что их смотрят дети, подростки?
Кажется, приём работал. Аня посмотрела на меня.
— Ты говоришь об ответственности порноактёров перед детьми?
— Ну да. Не только актёров. Режиссёров, сценаристов. Порнуха должна быть более приближена к реальности, понимаешь? И это не только гигиены касается, но и психологии. Сколько юных идиотов выходят в жизнь, свято веря в то, что девушки любят, когда им на лицо…
— Фу, перестань! Семён, это мерзко, и вообще — что мы делаем?! Останови немедленно машину, Господи!
Я послушно затормозил у аптеки, с включённым правым поворотником. Вот-вот свернул бы на дорогу в город. Впрочем, да, что-то я увлёкся.
— Ладно-ладно, не беспокойтесь, — перешёл я на «вы», чтобы вернуть Ане авторитет. Поставил на ручник, отстегнулся, вышел. Мы поменялись местами. Аня отключила поворотник, ткнула «аварийку» и уткнулась лицом в сложенные на руле руки.
— Какая же я дура…
— Да что вы беспокоитесь? — Я отхлебнул из крышки термоса омерзительного подобия кофе. — Никто ведь не умер.
— Я позволила тебе
