Дрема любит подыскивать дело каждому. Бездельников она на дух не выносит. И когда мы наконец уйдем, Дети Смерти унаследуют настоящее сокровище.
2
Воронье Гнездо. Когда поет баобас
Бум! Бум! Кто-то молотил в мою дверь. Я взглянул на Госпожу. Она почти не спала прошлой ночью, занимаясь своими исследованиями, и сегодня вечером рано заснула. Госпожа твердо решила раскрыть все секреты хсиенской магии и помочь Тобо обуздать на диво многочисленные сверхъестественные явления этого мира. Хотя Тобо в такой помощи уже не нуждался.
Реальных фантомов и сказочных существ, которые в светлое время суток прятались в кустах, за камнями и деревьями, в этом мире имелось куда больше, чем смогли бы навыдумывать двадцать поколений крестьян на нашей далекой родине. И все эти твари гуртовались вокруг Тобо, словно он был для них вроде ночного мессии. Или, возможно, вроде забавной ручной зверушки.
Бум! Бум! Придется-таки самому вылезать из постели.
Путь до двери показался мне долгим и трудным.
Бум! Бум!
– Ну же, Костоправ, проснись!
Дверь распахнулась внутрь, впуская незваного гостя. Легок на помине.
– Тобо…
– Разве ты не слышал, как поет баобас?
– Я слышал шум. Твои приятели вечно поднимают гвалт из-за всякой ерунды. Я уже перестал обращать на него внимание.
– Когда поет баобас, это означает, что кто-то вскоре умрет. И еще с плато весь день дул холодный ветер, Большеух и Золотоглазый страшно нервничали, и… Это Одноглазый, господин. Я только что зашел к нему поболтать, а его, похоже, хватил очередной удар.
– Твою же мать! Дай только сумку прихватить.
Одноглазого хватил удар. Ничего удивительного. Старый хрыч уже много лет пытается втихаря улизнуть на тот свет. Жизнь почти потеряла для него смысл, с тех пор как не стало Гоблина.
– Быстрее!
Парнишка любит старого греховодника. Иногда мне кажется, Тобо хочет стать кем-то вроде Одноглазого, когда вырастет. И вообще, похоже, он уважает всех, кроме собственной матери, хотя трения между ними слабеют по мере его взросления. С тех пор как я воскрес, он заметно возмужал.
– Тороплюсь как только могу, господин. Это тело уже не такое шустрое, как в свои золотые деньки.
– Врачу – исцелися сам.
– Уж поверь, парень, я бы так и поступил, кабы мог. Будь на то моя воля, оставался бы двадцатитрехлетним до конца жизни. То есть еще тысячи три лет.
– Тот ветер с плато… Он встревожил и дядюшку.
– Доя вечно что-то тревожит. А что говорит твой отец?
– Они с мамой все еще в Хань-Фи, поехали к шри Сантараксите.
В свои юные двадцать лет Тобо уже самый могущественный чародей в здешних краях. Госпожа говорит, что когда-нибудь он сравняется с ней, какой она была в пору своего могущества. Аж жуть берет. Но пока у него еще есть родители, которых он называет папой и мамой. Есть друзья, к которым он относится как к людям, а не как к вещам. И с учителями обходится уважительно, не пожирает их, просто чтобы доказать свое превосходство. Мать хорошо его воспитала, даром что ей приходилось этим заниматься среди солдат Черного Отряда. И преодолевая его природный бунтарский дух. Надеюсь, он останется достойным человеком, даже когда достигнет вершины колдовского мастерства.
Моя жена не верит, что такое возможно. В оценке характеров она пессимистка. Уверена, что власть развратит любого. Но судить она может лишь по собственному жизненному опыту. И во всем видит исключительно мрачную сторону. Тем не менее она остается одним из учителей Тобо. Потому что при всем своем пессимизме сохранила глупую романтическую жилку, которая и привела ее сюда вместе со мной.
Я и не пытаюсь поспевать за парнем. Время, несомненно, сделало меня медлительным. И напоминает болью о тысячах миль, которые мое ныне одряхлевшее тело прошагало на своем веку. И еще время наградило меня стариковским талантом уклоняться от темы.
Парень непрерывно трещал о черных гончих, фиях, хобах, хобайях и прочих ночных существах, которых я никогда не видел. Что меня вполне устраивало. Те немногие, вертевшиеся вокруг него и попадавшиеся мне на глаза, все оказались уродливыми, вонючими, раздражительными и слишком охочими до близости с людьми любого пола и любой сексуальной ориентации. Дети Смерти утверждали, что уступать их домогательствам не стоит. Пока что дисциплина держалась.
Вечер выдался холодный. Над головой висели обе луны, Малыш – в фазе полнолуния. В совершенно безоблачном небе кружила сова, которой не давало покоя нечто вроде стаи летающих по ночам грачей. В свою очередь, за одним из грачей носилась черная птаха помельче, то и дело клевала его в хвост, словно наказывала за нарушение каких-то птичьих законов. Или просто из вредности, как поступила бы моя свояченица.
Скорее всего, никто из этих летунов не был настоящей птицей.
Над ближайшим домом навис кто-то огромный – пофыркал и побрел прочь. Мне удалось разглядеть нечто похожее на голову гигантской утки. Первый из завоевавших эти земли Хозяев Теней отличался зловещим чувством юмора. А это большое, медлительное и смешное существо было убийцей. Компания самых опасных его коллег включала гигантского бобра, восьминогого крокодила с парой рук и многочисленные чудовищные вариации на тему домашнего скота, многие из которых днем отсиживались в подводных логовах.
Самых кошмарных существ сотворил безымянный Хозяин Теней, которого теперь называют Первым или Повелителем Времени. Сырьем ему послужили Тени с плато Блистающих Камней, известном в Хсиене как Обитель Неприкаянных Мертвецов. И вполне логично, что сам Хсиен называют страной Неизвестных Теней.
Ночную тишину разорвал долгий львиный рев. Это, наверное, Большеух или его сестричка Кошка Сит. Когда я подошел к жилищу Одноглазого, подали голос и черные гончие.
Дому Одноглазого едва исполнился год. Его построили друзья коротышки, когда возводили жилье для себя. До этого Одноглазый и его подружка Гота, бабушка Тобо, ютились в уродливой и вонючей хижине из обмазанных глиной прутьев. Новый же дом был сложен из камней на цементной стяжке, имел отличную тростниковую крышу и четыре большие комнаты, в одной из которых стоял замаскированный самогонный аппарат. Пусть даже Одноглазый стал слишком дряхлым, чтобы застолбить себе местечко на здешнем черном рынке, но я уверен: он будет гнать самогон до того самого дня, когда душа покинет его сморщенную плоть. Упорства ему не занимать.
Гота содержала дом в идеальном порядке, прибегнув к древнему методу: она взвалила всю домашнюю работу на свою дочку Сари. Гота, которую наши ветераны все еще называли бабушкой Тролль, так же сильно одряхлела, как и Одноглазый, разделяя при этом его страсть к крепкому пойлу. Когда Одноглазому придет время врезать дуба, он небось прихватит на тот свет бутылочку крепкого для своей милашки.
Тобо нетерпеливо выглянул из дверного проема:
– Быстрее!
– А ты знаешь, с кем говоришь, мальчик? С бывшим военным диктатором всего Таглиоса.
Парень ухмыльнулся – на
