– Все приказания будут исполнены в точности, мой Капитан.
Лебедь фыркнул, услышав цветистый ответ Цо Лиена. Тот был родом из провинции, где стиль речи считался таким же важным, как и суть сказанного. И он был одним из толковых профессиональных офицеров, которые хотели стряхнуть феодальные цепи с Хсиена – в надежде разбогатеть.
Этим выходцам из страны Неизвестных Теней лучше побеспокоиться о том, как остаться в живых, а не о победе в войне, подумал Лебедь. Потому что их будущее богатство уже в руках Отряда, оно спрятано на этом кладбище.
87
Плато. Безымянная крепость
О, какая настороженность читалась во всех глазах, когда мы с Госпожой открыли Врата! Я даже прошел сквозь них, сделав несколько совершенно необязательных шагов, лишь бы добавить сцене драматизма. А потом мы двинулись дальше и помчались над защищенной с боков дорогой на юг, к обиталищу Шиветьи.
На сей раз плато было холодным, серым и ветреным, утратив все свое сияние. Торчащие по сторонам дороги столпы казались старыми, усталыми и не очень-то склонными повествовать о славе прошлых лет. Новых столпов я не заметил. А ветер ни разу не стал хоть чуточку теплее, чем сердце ростовщика. Тут и там виднелись пятна снега и льда.
Тобо высказал идею, что эта погода пришла на равнину из какого-то другого мира, где сейчас холодное время года.
– Ты думаешь? – усомнился я. – Ведь Хатоварские Врата полностью разрушены.
Сегодня равнину не будоражило чувство опасности. Может, из-за того, что Теней здесь почти не осталось?
– А у нас сейчас самый разгар лета, – сообщила Шукрат.
Я хмыкнул и прибавил скорости своему бревну. Молодежь поспевала за мной без всяких усилий. Я услышал, как позади коротко выругалась Госпожа, когда управляемый Ревуном ковер отстал. Ревун не мог лететь быстрее, потому что ковер по ширине почти равнялся защищенной полосе дороги. Колдуну приходилось соблюдать осторожность.
Когда мы приблизились к крепости Шиветьи, Тобо завопил:
– Теперь можно подняться и повыше!
Они с Шукрат взмыли вверх, к солнцу. Точнее, туда, где полагалось бы находиться солнцу, не будь погода столь отвратительной.
– Не смей! – рявкнул за моей спиной Мурген.
– Слишком поздно, приятель. Держись. – Я тоже набирал высоту, хотя и не с бесшабашностью бессмертного юнца. Когда Мурген пискнул, я добавил: – Если не нравится летать, слезай и иди пешком.
Через несколько секунд мы увидели плато Блистающих Камней глазами бога.
Эта картина предстала перед моим взором впервые, и ее еще никто не описывал. С высоты в полмили плато напоминало пол в главном зале крепости. Это меня не удивило. Зато удивили ее границы.
В центре каждого из шестнадцати секторов находились Врата. А за каждыми Вратами – свои климат, время года и суток; эти миры становились все более размытыми и нечеткими по мере приближения к точке, расположенной посередине между Вратами.
– Мы словно смотрим на вселенную изнутри хрустального шара, – пробормотал Мурген.
– А почему ты никогда не говорил, что сверху плато выглядит именно так?
– Потому что сам вижу такое впервые. Возможно, из мира призраков его нельзя увидеть сверху.
С высоты равнина обрела и цвета. Еще никогда она не баловала взор таким разнообразием красок.
Мимо сверху вниз промчались Тобо и Шукрат, визжа от восторга.
– Ну все, хватит веселиться, – сказал я, заметив внизу ковер Ревуна, ползущий вдоль дороги, что начиналась у Врат в наш мир.
Мы влетели в крепость через дыру в крыше. Похоже, эта дыра осталась единственной, так и не исправившей самое себя. Или же демон-страж счел ее более полезной, чем сухой пол. Уж погода его точно не волновала.
Хотя на дворе стоял день, наш местный агент, почтенный Баладита, дрыхнул. Полагаю, в таком возрасте он спит больше, чем бодрствует.
К тому времени, когда мы с Мургеном приземлились, Шукрат уже успела сцепиться в яростном споре с Нашуном Исследователем и Первым Отцом. Репликами они обменивались, разумеется, на своем языке, но точный смысл слов не имел значения. Суть ссоры была стара как мир: закоснелое старичье сцепилось рогами со всезнающей молодостью.
– А здесь попахивает, – заметил Мурген.
Здесь не попахивало, а воняло. Очевидно, Ворошки ждали, когда слуги за ними уберут.
– Наверное, Шиветья лишен обоняния. Я бы на его месте не кормил их, пока не научатся за собой подчищать.
Баладита, как я заметил, свою долю домашней работы выполнял, несмотря на рассеянность и увлеченность ученого.
Начатая Шукрат и ее родственничками перебранка наконец-то потревожила сон мудрого старца.
Баладита смахивал на растрепанное старое пугало, отчаянно нуждающееся в смене одежды. Сколько я его помню, он всегда ходил в одних и тех же лохмотьях – почти таких же, как у Ревуна, только укутан был менее плотно.
Ему не помешало бы близкое знакомство с ножницами, расческой и лоханью теплой воды. Вокруг его головы и лица развевались спутанные пряди жидковатых седых волос. Я не удивился бы, если бы они стали разлетаться клочками по ветру, как семена одуванчика.
В крепости было жутковато. Мне никогда не удавалось тут расслабиться. Сооружение действовало на мою психику так же, как дядюшка Дой, – вызывая ощущение неправильности. Подозрительной неправильности. Подползающей незаметно.
Баладита сразу пристал к Мургену и подверг его форменному допросу. Как дела у Дремы? Все ли хорошо у старины Сантаракситы? Чем занят Тобо?
В этом человеке обитал жучок-летописец. К тому же, хоть он и сам решил остаться здесь, считая такую жизнь интеллектуальным приключением, он скучал по людям.
Подозреваю, что Ворошки не составили ему интересную компанию. Они наверняка непрерывно жаловались на непонятном языке, и все их попытки общаться сводились лишь к громким воплям.
Я глянул вверх, прикидывая, когда соизволят прибыть остальные. Затем отошел на несколько шагов в сторону, к внешней границе купола неизвестно откуда исходящего света, освещающего рабочее место Баладиты. И увидел демона Шиветью.
Мрак вокруг него был теперь глубже, чем мне помнилось. Он смазывал очертания огромного деревянного трона. Пригвожденная к нему серебряными кинжалами человекообразная махина показалась менее объемистой, чем прежде. И я задумался: уж не улучшает ли голем свое телосложение, питая гостей?
Гостям нужно есть. Шиветья кормил визитеров и союзников, выделяя из своего тела большие грибообразные комки манны. Мне вспомнилось, что на вкус она сладковатая и чуть пряная – как раз настолько, что пытаешься угадать, какая именно специя придает ей такой привкус. Несколько кусочков манны до отказа наполняют человека энергией и резко повышают уверенность в себе. И никто не растолстел, питаясь ею. Как раз наоборот: вкус не очень приятный – и человек ест ее только тогда, когда очень голоден или нездоров.
Очевидно, Шиветье тоже не суждено остаться толстяком.
Я заметил, что его огромные красные глаза открыты. Шиветья разглядывал меня с большим интересом, чем я его.
Голем не говорит вслух. Мы полагаем, что он этого не умеет. Когда у него
