Захотелось ответить, что не сложнее, чем их, но вместо этого я послушно вытащила берестяную записку.
— Нет, эти потом. Здесь… — в уголках покрасневших от дыма и усталости глаз, показалась слеза. — Сначала выжившие, легкораненые. Бери отсюда.
— Тихомир из Кузнечной слободы, — буквы скакали, сливались, пришлось вглядываться.
За спиной раздался вскрик. Девчушка, подхватив подол, метнулась в сторону, только украшение на конце длинной косы звякнуло.
Никого это не рассмешило. Люди теперь обступили не берегиню, а меня, вслушиваясь в каждое слово.
Это нервировало. Но у них, может, родные сгорели! Так что потерплю!
— Ёрш, Третьяков сын…
Мужик, нервно теребивший шапку, крякнул и. поклонившись, заспешил туда, где собирались легкораненые.
— Беляна…
Я читала, и народу вокруг становилось все больше. Посыпались вопросы с именами. На любопытных шикали, чтобы они не мешали слушать. Наконец, береста в корзинке закончилась, но принесли еще парочку.
— Отдохни покуда, вон, язык заплетается. Кваску попей… — в руках оказалась глиняная кружка, а берегиня пошла к щиту. Люди кинулись следом, нетерпеливо ожидая, когда она повесит такие важные листочки.
В эти несколько минут я могла оглядеться. Квас пощипывал небо, но хлебный дух не перебивал запах гари. Раненых увозили на подводах, но на их место тут же поступали новые. К счастью, уже не такие «тяжелые», в основном — небольшие ожоги рук и лица.
Люди искали своих и или радовались, или заходились в диком вое. К таким тут же подбегали берегини, поили чем-то, пытались успокоить. И шли дальше.
Врачей, тех, к которым я привыкла в своем мире, было немного. Синие комбинезоны белые халаты мелькали тут и там, пару раз я заметила Павла Семеновича. Увидев меня за столом, он одобрительно кивнул и тут же склонился над очередным раненым. Берегиня рядом с ним полезла в укладку, выполняя распоряжения.
Кирилл и Артем работали самостоятельно. Дашу и Майю найти не получилось, да и времени не было — вернулась моя "начальница".
— А почему берегини? И как вас много.
— И все похожи, да? — она чуть улыбнулась, придвигая мне следующую корзинку, и пояснила: — Потому что оберегаем. Богини мы!
Так. Кажется, у меня крыша едет. Наверное, не стоит пока вопросы задавать. Потом, все потом!
И я уткнулась в бересту, заняв мысли работой и очень удивилась, что корзинка пуста.
— Так закончили, — берегиня складывала последнюю партию записей. — Вывели всех, теперь разве что залетный какой обожжется. Устала, милая?
Я потерла глаза и огляделась.
Раненых действительно было меньше. Кого увезли, кто сам ушел. Издалека доносились причитания. Смотреть в ту сторону не хотелось, именно там собирали всех умерших, но от тонкого воя на одной ноте холодела спина.
— Вот проклятая, — не выдержал кто-то, — Накликала! Приманила жар-птиц!
— Говорят как три дня назад птица Гамаюн подала голос, так и не замолкала, — вздохнула берегиня. — Только не кликала она беду, а предупреждала. Не услышали. Ну, ступай, милая отдохни. А за помощь благодарствую.
И отсюда гонят. Спасибо этому дому, пойдем к другому.
Но теперь я уселась на чурбан с чувством выполненного долга: тоже помогала. Но радости не было: слишком много горя.
— Чего нос повесила? — Павел Семнович уселся прямо на землю. — Устала?
Отвечать не хотелось, ограничилась кивком.
— Ну, ничего, потерпи. Сейчас Яга вернется, и домой.
— Так, пожар же… Какая Яга?
Кирилл, застегивающий укладку, фыркнул:
— Заведующая общежитием. Ты что, так ничего и не поняла?
— Так, стоп! — оборвал его куратор. — Вы во все это с открытыми глазами шли, после подготовки, а Тоня… В общем, моя вина, не успел рассказать. Домой вернемся, поговорим.
— Так же, как в прошлый раз? — вспомнилось, как его все время что-то отвлекало.
— Нет. На самом деле — поговорим.
Но почему-то мне этого не хотелось, и так слишком много эмоций. Особенно после «курицы».
— Кирилл, — позвала и сжалась от страха, что обожжет, ошпарит презрением. Он же был свидетелем того позора. — Спасибо за помощь. Сама бы я…
— Ничего. Надеюсь, в следующий раз язык не проглотишь. Нельзя же быть такой неуверенной!
— Кирилл! — Павел Сергеевич даже не повысил голос. Но в нем прозвучала ярость, и замолчали все.
— Вот вы где! — напряжение разбавила заведующая. Ее аккуратный пучок растрепался, опаленные волосы рассыпались по плечам, но перемазанное в саже лицо сияло. — Угомонили огневушек. Те еще… пакостницы. Ну, чего пригорюнились? Пойдемте ужинать, сейчас и остальные подтянуться!
Это было далеко от обещанного возвращения, но в животе забурчало и только теперь я поняла, как проголодалась.
3.4
Никто не засмеялся. Все слишком устали. чтобы веселиться. И медленно плелись за… Стоп! Что там тот бородатый говорил, что огневушек может только Баба Яга остановить?
От страшной догадки я споткнулась и чуть не упала, поддержал Артем и подтолкнул вперед:
— Под ноги смотри, дороги тут неровные.
Но смотрела я не на землю, а на стоящий на опушке дом.
Высокий, в два этажа, сложенный из толстых бревен, он опирался на столбы в обхват толщиной. И столбов этих было не счесть. К двери вела высокая лестница, а окна обрамляли кружевные наличники.
— Чего встала? Милости просим! — улыбнулась заведующая и первая полезла на резное крыльцо.
— Простите, а вы…
Она остановилась, глядя сверху вниз, а потом расхохоталась:
— Уже наслушалась? Да, я та самая Баба Яга, которой в вашем мире детей пугают. Но не бойся, не съем! А вот накормить, да в баньке попарить, это за милую душу. Ну, чего застыли, как неродные? Скорее заходите, время позднее, а мне еще вас по домам провожать!
Карабкаясь по лестнице я не понимала, как не заметила ее раньше. Мы же отсюда выходили!
Зал тоже изменился. Теперь здесь никто не суетился, да и сам он стал как будто больше. Люди сидели на деревянных лавках, а у дальней стены я разглядела печь. Самую настоящую! Со всеми заслонками, устьями и шестоком! Только не белая, как рисовали в детских книжках, а расписанная яркими цветами, напоминающими хохлому.
Вдоль другой стены расположился стол, сколоченный из потемневших от времени досок. Его украшала длинная кружевная дорожка, на которой стояла ваза с цветами.
— Первые уже парятся? — поинтересовалась заведующая у собравшихся. Часть из них успели сменить медицинские комбинезоны на банные простыни. — Вот и отлично, вот и хорошо. Только девочкам надо уступать, так что…
Мужчины закивали, и заведующая, которую я никак не могла назвать бабой Ягой, поманила меня за собой:
— Не стой, ровно истукан! Народ здесь ушлый, затопчет! — и рассмеялась.
Я только теперь заметила, что Даша с Майей давно машут из соседней комнаты.
Мне выдали махровую простынь, полотенце и березовый веник, а одежду забрала безмолвная девушка в неподпоясанной рубахе и зеленом венке:
— Мавки быстро все в порядок приведут, никакой стиральной машинки не надо.
Я не стала спрашивать, кто такие мавки — хватило и признаний берегинь. Сказать кому — божества! А я с ними так запросто, за одним столом…
Мамочки! О чем думаю!
На мгновение почудилось, что все это не на самом деле,
