– Думаю, да.
– Как по-твоему, я нравлюсь Екатерине?
– Я в этом не сомневаюсь.
– Просто мой отец порой бывает не в духе. А твой?
– Я… не знаю своего отца.
– Ой, прости, это весьма прискорбно. А твоя мать? Часто злится?
– Моя мама умерла.
– Бог мой! – ужаснулась Елизавета. – Выходит, ты круглая сирота. Я тоже сирота, но только наполовину. Ты – первая круглая сирота, с кем я знакома. Надо же!
В дверь постучали.
– Войдите!
Миссис Добкинс вошла в комнату и присела в реверансе.
Солнечный свет, лившийся из окон, расчертил пол светлыми полосами. Роуз пришла во дворец незадолго до восхода, когда вокруг царила тишина, какая бывает лишь в ранние предрассветные часы. Теперь же воздух полнился птичьим пением – Роуз слышала его даже через стекло.
Миссис Добкинс почтительно кивнула принцессе.
– Миледи, мне только что сообщили, что к завтраку прибудет принцесса Мария. С позволения вашего высочества, я хотела бы отправить Роуз прибраться в гостевых покоях.
Лицо принцессы Елизаветы окаменело, изящные черты заострились. И без того темные глаза почернели, превратившись в два агата, их взгляд затвердел.
– Пускай проверит, все ли там в порядке, но прислуживать принцессе Марии я категорически запрещаю. Это ясно? – Елизавета сурово посмотрела на миссис Добкинс, затем повернулась к Роуз. – Роуз, ты поняла? И вообще, лучше держись от меня на расстоянии, пока принцесса Мария здесь. У нее есть привычка присваивать то, что принадлежит мне. – Принцесса сделала паузу. – А ты принадлежишь мне. Ты – моя!
Роуз присела в реверансе и покинула комнату. Слова Елизаветы продолжали звенеть у нее в ушах. «Ты – моя!» Как это понимать?
* * *Сколько раз мама просила Роуз навести порядок в комнате, прежде чем отправляться на прогулку или усаживаться перед телевизором? «Роуз, у тебя тут полный бардак! Приберись сейчас же. Это просто недопустимо. Я нашла на твоем столе недоеденный «Сникерс», так он уже закаменеть успел! Хочешь, чтобы в доме завелись мыши?»
Но если убираться в своей комнате было скучно, то в этой – ни капельки. Хотя недоеденные шоколадки тут не валялись, следы мышей Роуз все же обнаружила. Ей еще никогда не доводилось видеть таких богатых тканей. А золоченая мебель, а отделка! Туалетный столик с зеркалом в раме, усыпанной жемчугом…
Мусора почти не было, так что на уборку комнаты, предназначенной для принцессы Марии, много времени Роуз не потребовалось. Она взбила подушки, вымела золу из камина. Потом встала на скамеечку и прошлась метелочкой по тяжелым шторам. Роуз уже доводилось это делать – однажды она помогала маме убирать в доме, который та, будучи агентом по недвижимости, собиралась выставить на продажу. В Хэтфилде явно никому не приходило в голову чистить шторы от пыли: после них заново пришлось подметать пол. Роуз не считала себя самой большой чистюлей в мире, и все же отношение жителей дворца – между прочим, королевских особ – к гигиене оставляло желать лучшего. Менять нижнее белье раз в несколько месяцев – это нечто!
Роуз принялась вытирать стекла витражного окна.
– Эй! – окликнул ее знакомый голос.
– Фрэнни!
Раздался стук костыля по каменному полу.
– Держи. – Фрэнни протянула Роуз пучок тонких прутиков.
– Это что, букет?
– Не букет, глупенькая! – Синие глаза Фрэнни весело сверкнули; в полумраке комнаты словно бы заблестели два кусочка летнего неба. – Веточки восковницы и можжевельника для зубов принцессы Марии.
– Для зубов? И что она будет делать с этими веточками?
– Как что? Чистить зубы, конечно.
Еще одна гигиеническая причуда. Определенно, здесь и слыхом не слыхивали о нормальной зубной щетке и пасте из тюбика. Впрочем, прутики ничем не хуже пластмассовой зубной щетки с нейлоновой щетиной. По крайней мере, пользоваться пучком веток для чистки зубов – гораздо разумнее, нежели менять белье лишь раз в несколько месяцев.
– Знаешь, Роуз, нам здорово повезло.
– Почему?
– Сюда едет принцесса Мария. Они с Елизаветой ненавидят друг друга.
– Зачем же она тогда приезжает?
– Обе те еще шпионки. Я уж не говорю о том, что принцесса Мария злорадствует по поводу изгнания Елизаветы. Когда сестра во дворце, Елизавета прячет от нее всех своих фрейлин и служанок и даже драгоценности на ключ запирает.
– Да, принцесса Елизавета упомянула, что сводная сестра любит присваивать ее вещи.
– В прошлый раз Мария увела у нее любимого лакея. Зато у нас с тобой куча свободного времени. Я со своей работой уже управилась.
– Чем займемся?
– Айда купаться!
– Купаться?
– В речке Ли. Там и рыбы наловить можно. Сегодня первый по-настоящему жаркий денек, а я не мылась с… Уж и не помню с каких пор! По-моему, с Рождества.
«Кошмар!» – ужаснулась Роуз.
– То есть, ты плаваешь, несмотря на больную ногу?
– Да я плаваю лучше, чем хожу! Немногие у нас умеют, а я вот могу. В воде я как рыбка.
– А что насчет купальника?
– Купальника? Ты вообще о чем?
– Об одежде для купания.
– Ну, я купаюсь в исподнем и иногда в сорочке. К чему тратить время на стирку, если одежка на тебе сама выстирается? На реке есть местечко с водоворотами, они отлично вымывают всю грязь.
Как в стиральной машинке, догадалась Роуз. А «исподнее», видимо, означает чулки и панталоны.
– А потом ляжем на травке и мигом обсохнем. Такое удовольствие! А то столько месяцев уже на меня и капли воды не падало. Зима больно холодная выдалась, даже колодец замерз. Да и дров хватало, только чтобы воду для похлебки вскипятить, куда уж там мыться!
За окном послышался протяжный звук рога.
– Принцесса! – воскликнула Фрэнни, хватая Роуз за руку. – Принцесса Мария едет! Идем, я знаю одно местечко, откуда все видно как на ладони.
Несмотря на хромоту, Фрэнни на удивление проворно взбиралась по винтовой лестнице, ведущей в центральную башню. Окошко в этой башне выходило как раз на открытую галерею, куда в эту минуту подъехала карета принцессы Марии.
– Слуги в людской побились об заклад, – шепотом сообщила Фрэнни.
– Об заклад? Ты имеешь в виду, заключили пари?
– Ага.
– Насчет чего?
– Насчет того, сколько времени пройдет, прежде чем Елизавета поклонится сестре.
– Почему именно она должна кланяться Марии, а не наоборот?
– Потому что Мария старше.
Елизавета неподвижно стояла на крыльце с каменным лицом. Из кареты вышла женщина.
– Старше? – ахнула Роуз. – Фрэнни, да она старуха!
– Ага, у них разница почти в семнадцать лет. Марии уже к тридцати.
– А выглядит на все пятьдесят. Сколько тогда принцессе Елизавете?
– Десять или одиннадцать, где-то так.
Внезапно принцесса Мария посмотрела вверх.
– Господи, она нас видит?
– Нет, нет, у нее зрение никудышнее. Гляди, как щурится. А Елизавета знай себе стоит! – Фрэнни что-то забормотала, как будто что-то считала, однако на счет это не походило. Казалось, прошла вечность, прежде чем Елизавета, наконец, присела в поклоне. – Целый «Патерностер» и еще половинка, – заключила Фрэнни.
– «Патерностер»?
– «Отче наш».
– Ты имеешь в виду молитву?
– Да. Я прочла ее целиком, потом начала читать во второй раз и на Елизаветином поклоне дошла до слов «долги наши». Ну, сама знаешь: «Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да
