Демоны последовали за ним туда. Он чувствовал их зудящие прикосновения, но их самих не видел. Бродя по улицам в состоянии бодрствования, он их никогда не видел. Но вот кто-то дернул его за рукав – какой-то хрупкий на вид старичок в очках.
Оказалось, пожилой джентльмен просто хотел, чтобы ему показали дорогу, провели через эти темные трущобы. Пока они шли вместе, у них завязался немногословный разговор. Казалось, будто старик был рад встрече с добросердечным незнакомцем, так настойчиво искавшим компанию в ту ночь. В конце концов старичок приподнял в знак признательности фетровую шляпу и в одиночку побрел вдоль улицы. Но, сделав всего несколько шагов, обернулся и спросил: «А тебе нравятся сны о демонах?»
И он рухнул окончательно в царство сна… теперь уже навсегда.
Кукловод
Вон тот, что сидит и таращится на меня во все глаза, – он твердит мне всякое. Само собой, его мягкий, аккуратно сшитый рот не двигается. Нечему двигаться – по крайней мере, до тех пор, пока я не сделаю им рты. Но, несмотря на это, я все еще понимаю, когда они хотят что-то сказать, а такое происходит на самом деле довольно часто. Пережить им пришлось многое – расскажи кому, так ведь не поверит.
В моей комнате они повсюду. Вон один – на полу, покоится плашмя на маленьком своем животе, руки задраны вверх и расставлены, меж них – голова на узеньких плечиках, крохотная ножка покачивается свободно на весу. А вон та лениво развалилась на пустой полке стеллажа, оперлась на локоточек, тонкая ножка из ткани согнута под острым углом. Они везде – на полке над камином, который я никогда не разжигаю, в моем удобнейшем кресле, что кажется огромным из-за их присутствия, даже под кроватью – на ней, вообще-то, тоже. Вот как их много. Я, по обыкновению своему, довольствуюсь табуреткой в центре комнаты. Ни цари здесь такая замечательная тишина, сложно было бы вслушиваться в их голоса, слабые, слегка хрипловатые – чего еще ждать от таких гортаней, как у них.
Кто, если не я, станет слушать их и рассказывать о том, что они пережили? Кто, если не я, сможет понять и прочувствовать их страхи, какими бы мелочными те порой ни казались? В какой-то степени все они от меня зависят. Проявляя великое терпение, пропускаю я через себя истории из их быта, а быт сей лежит за гранью понимания большинства. Кажется, я никогда не давал им оснований полагать, что даже самые тончайшие перепады их настроения и малейшие нюансы их забот не были мною учтены и не послужили предметом для моего сочувствия.
Делюсь ли я с ними собственными житейскими проблемами? Нет. Некоторое время назад я попытался, но обернулось все неприятным инцидентом. По сей день гадаю, что на меня тогда нашло? Задумавшись, я как-то рассеянно сознался перед ними в тревоге самого банального толка – уже даже и не помню, что конкретно меня растревожило, – после чего их голоса вдруг затихли в один момент, все до единого. Невыносимый вакуум молчания заполнил комнату.
В конце концов они снова заговорили со мной, и все вернулось на круги своя. Но я никогда не забуду этот момент ужасной тишины… так же как никогда не смогу стереть из памяти то бесконечно злое выражение всех их лиц, лишившее меня дара речи сразу же после необдуманно брошенных слов.
Так они по сей день и говорят со мной – отовсюду: с каминной полки, с пола, из-под стула, из-под кровати, с кровати. Если когда-нибудь они перестанут со мной общаться, я сойду с ума. Ведь самое большое мое желание – вызвать их на откровенный разговор о подлинных кошмарах. Но наши голоса не могут, увы, звучать единовременно.
Призрачное поместье
Думаете, вы одни в этом доме? Подумайте еще.
Несметное количество комнат, несметное количество тайн, изобилие укромных уголков, где сама тишина сулит секрет за секретом – вот чем примечателен этот дом. Здесь всякий предмет будто бы живет своей странной жизнью, ощутимой, но не всегда видимой или слышимой. От пыльных люстр исходят волны вибрации. Рябят обклеенные узорчатыми обоями стены. Засиженные мухами портреты трепещут в своих позолоченных рамах. Пускай свет внутри дома стал затхлой, дымчатой сепией – то живая, беспокойная сепия, курсирующая средь экспонатов сего музея трепетных древностей.
Так что, все еще думаете, что вы одни в этом доме? Подумайте еще.
Просто вспомните, какой это дом – удаленный, уцепившийся за самый край земли, нависший над холодными морскими водами.
Сквозь мансардное оконце видна полоса прибрежной земли, уходящая в серые вздымающиеся волны. Все окна первого этажа обращены к шелестящим дебрям сада, давно захваченного сорняками. Узкая тропинка пролегает через его беспорядочное величие, оканчиваясь на границе густого леса, пробуждаемого к жизни мягким, но настойчивым бризом. Море, сад, лесистые окрестности – все здесь охвачено зримой турбулентностью, вторящей невидимым вибрациям внутри самого дома. И когда ночь скрывает беспокойство здешних пейзажей, сами звезды начинают дрожать вокруг бледной трепетной луны.
Можно, конечно, не верить в то, что существует взаимосвязь между домом и окружающим миром. И все же, хотите – верьте, хотите – нет, некое высшее божественное присутствие пронзает все и вся, пренебрегая любыми барьерами и преградами.
Едва заселившись в этот дом, вы уже улавливаете призрак движения на фоне его стен, ощущаете потаенную компанию, природа коей неизвестна. Ни одна истинная реальность не может утвердиться в этих стенах, сколь долго бы те ни пребывали наедине с внутренней пустотой, в состоянии лишенного сновидений покоя. В самые невинные утренние и безмятежные послеобеденные часы заявляет о себе сила некоего тревожного давления на видимый мир, некая манипуляция с оболочкой предметов, то неуклюжая, то очень ловкая. В ночи прилив теней вторгается в дом, погружая его комнаты в темноту, дающую бо́льшую свободу этим судорожным маневрам.
А под самой крышей кроется такая комната, где можно почувствовать, как глубоко встроен этот дом в некую несопоставимо превышающую его масштабами структуру, не имеющую видимых границ ни в небе, ни под землей, извилистую и обширную – как внутри, так и снаружи. Комната большая, по всей длине одной из стен тянется ряд двойных дверей, выходящих на узкую террасу с видом на море и небо. Двери – стеклянные, так что в комнату свободно вторгаются виды обширного мира за ее пределами. Между природой и комнатой – лишь необходимый минимум преград.
Здесь нет работающих светильников, так что комната непременно разделяет световую палитру дня и ночи снаружи. Найдя эту комнату одним пасмурным
