Одним позднеосенним вечером я сидел в спальне, как раз раздумывая, чем бы таким занять себя, когда в дверь нашу позвонили. По меркам нашей жизни случай был – из ряда вон. И случилось же так, что мать с сестрицей гуляли, а отец уже много дней не казал головы из подвала – выяснять, кто явился по наши души, перепало мне. Дверного звонка я не слышал с тех самых пор, как мы переехали в новый дом, – и почему-то мне казалось, что ни разу не звучал он при мне и раньше, в других домах, где проходило мое детство. Мне вообще по какой-то причине думалось, что отец обрывал проводки всем дверным звонкам в доме, едва мы заселялись в него. Делать было нечего – я поковылял к двери, медленно и неохотно, надеясь, что нарушителю – или нарушителям? – нашего спокойствия наскучит ждать, и они уйдут. Но звонок затрезвонил снова – и, на мою удачу, случилось невероятное: из подвала на звук поднялся отец. Застыв на лестнице, в тени, я смотрел, как его нескладно-сутулая фигура миновала гостиную. На ходу он скинул с себя заляпанный лабораторный халат и забросил в угол. Я решил было, что отец ждал гостя – быть может, тот имел какое-то отношение к его работе; однако я ошибся, судя по всему тому, что смог подслушать, затаившись на верхних ступеньках лестницы.
Судя по голосу, гость был совсем молодой, и отец пропустил его в дом. Он говорил с ним открыто и дружелюбно, но я-то знал, каких усилий ему это стоило. Я даже прикинул про себя, как долго отец выдержит такой тон. Пока что он неслабо удивлял меня – провел визитера в гостиную и предложил «поговорить о делах в удобной обстановке». Из уст моего родича звучали подобные слова диковато.
– Как я еще в дверях сказал вам, сэр, – заговорил юноша, – я занимаюсь тем, что хожу по окрестным домам и рассказываю людям об очень важной организации…
– О «Гражданах за веру», так? – перебил его отец.
– Вы слышали о нас?
– Я заметил значок у вас на лацкане. Его достаточно, чтобы понять ваши общие идеи.
– Тогда, быть может, сделаете пожертвование?
– Разумеется, сделаю.
– Великолепно, сэр.
– Но только при том условии, что вы позволите мне бросить вызов вашим абсурдным воззрениям, проверить их, так сказать, на прочность. Даже хорошо, что вы пришли – я давно уже жду кого-нибудь… такого. В провидение не верю – наверняка вас привел случай.
Вот и подошел к концу запас отцовской открытости и дружелюбия.
– Сэр… – Брови молодого человека поползли вверх, демонстрируя его недоумение.
– Объяснюсь. В голове у вас засели два принципа – и, боюсь, на них одних у вас там все и держится. Первый – принцип наций, стран, вся эта белиберда про «края наших матерей» и «земли наших отцов». Второй – принцип божеств. Оба принципа – заблуждения. Нечистоты, забившие вашу голову. В простой девиз «Граждане за веру» вы умудрились уложить целых два из существующих трех грязных предрассудков, давно уж подлежащих забвению, хотя бы ради того, чтобы люди чуть лучше – чуть чище – воспринимали этот мир. Без этого чистого понимания – или хотя бы чего-то похожего, – все кругом сплошь катастрофа и останется катастрофой и дальше.
– Я понимаю вас, сэр. Не обязательно делать пожертвования, – произнес юноша, на что отец, тут же сунув руку в правый карман брюк, достал трубочку из банкнот, прихваченную резинкой, и продемонстрировал гостю:
– Отдам ее вам, если дадите мне шанс основательно почистить вашу голову от пыли.
– Моя вера – не пыль, сэр. Она не просто что-то, что существует только у меня в голове.
До этого момента я думал, что отец измывался над молодым человеком забавы ради, для того, чтобы отвлечься от своих трудов, в которых он буквально растворился за несколько последних дней. Однако тут же я заметил перемену в голосе отца, показавшуюся мне зловещей: от интонаций иконоборца старой школы, коего изображал, он перешел к безрассудной и бесчестной демагогии по отношению к гостю:
– Что ж, прошу меня простить. Я ни в коем случае не стану утверждать, что все это – только у вас в голове. Иначе как тогда объяснить то странное, что обитает в этом доме?
– Бог есть в каждом доме, – согласился юноша. – Он – вездесущ.
– Ну да, ну да. Но тут, поверьте, случай особый. В подвале…
Услышав слово «подвал», я мигом заподозрил, что отец, поминая о чем-то объяснимом только верой, ссылался на заселенность нашего дома призраками – не факт, что всерьез. Я-то к таким вещам был привычен, сам уже однажды помогал ему в небольшом эксперименте по выявлению их присутствия и целей (из его туманных объяснений, по крайней мере, выходило если не это, то нечто близкое). Тогда он даже позволил мне сохранить один сувенирчик на память о «первом этапе эксперимента», как он выразился. Я был почти уверен, что именно на этот факт отец и намекает.
– В подвале? – переспросил юноша.
– Да, – кивнул отец. – Могу показать вам.
– Не в моей голове, а в вашем подвале, – уточнил юноша, пытаясь смекнуть, что к чему.
– Да, именно так. Давайте я покажу вам. После вы – ваша организация – получите взнос, причем весьма щедрый. Как вам такая идея?
Юноша ответил не сразу, и, должно быть, именно по этой причине отец позвал меня. Я поднялся на несколько ступенек и выждал немного, потом стал спускаться – так, будто и не подслушивал их разговор все это время.
– Мой сын, – представил меня гостю отец, и тот поднялся, чтобы пожать мне руку. Он был худощав, костюм его явно происходил из комиссионного магазина – именно таким я его и представил по голосу.
– Дэниел, я хочу посвятить гостя в свои труды. Проследи, пожалуйста, чтобы нас никто не беспокоил, – сказал отец. Я кивнул – с таким видом, будто их дела меня взаправду волновали. Указав юноше на спуск в подвал, отец заверил меня: – Мы ненадолго.
Вне всяких сомнений, мое присутствие – вернее, моя нормальность – обеспечило согласие юноши на спуск в подвал. Мой отец это понимал, конечно же. А вот что от него ускользнуло – так то, что я тихо и незаметно оставил дом, когда дверь подвала закрылась за ним. Я задержался бы с ним, чтобы посмотреть, как далеко продвинулась его работа, на ранних стадиях которой он все-таки заручался моей помощью, но тем вечером мне хотелось навестить подругу, жившую по соседству.
Говоря «по соседству», я имею в виду не свой район,
