– Отец, – настаивала Констанция, – кто это сделал с вами?
Ее голос все равно был наполнен отчаянием: она знала, что все это безнадежно.
И вдруг за ее спиной открылась дверь. Констанция встала, медленно пригладила юбки и вытерла рукавом рану.
– Леди Констанция, – удивился лекарь. – Я не знал, что вы собирались навестить герцога…
– Мне теперь нужно записываться на встречу к собственному отцу? – возмутилась она.
– Желательно, – заявил Торн, кивнув на раненое лицо Констанции. – Если бы я не встал, чтобы дать герцогу его утреннюю дозу лекарств, все могло обернуться намного хуже. Его состояние крайне нестабильно.
Констанция подошла ближе и выпрямилась в полный рост.
– Наши отношения с отцом вас не касаются, – холодно предупредила она. – И у меня есть основания полагать, что его болезнь имеет неестественную природу.
– Что бы это значило? – спросил лекарь сухим, безэмоциональным тоном.
Внимательно посмотрев на Торна, Констанция заметила проблеск понимания в его глазах. Тогда все встало на свои места.
– Думаю, вам это известно, доктор, – прошипела Констанция.
Она отошла, схватила упавшую трость и покинула комнату. Медленно спускаясь по винтовой лестнице, она думала о красной вспышке в комнате отца. И вдруг Констанция вспомнила, что подобная красная магия защищала ржавый замок и цепи ворот. В глубине души она не сомневалась, что оба заклинания наложены одним и тем же магом.
И этот чародей живет в Княжеском лесу рядом с герцогом, колдуя прямо перед носом судьи, который ненавидит магию. Она старалась не делать поспешных выводов, но трудно игнорировать очевидного подозреваемого. Лорд Вередит говорил, что раньше Торн был простым аптекарем, а потом пробился к высшему эшелону власти. Очевидно, что в городе со строгой иерархией это вызывало подозрения. Да, сомнений не оставалось: магом в Княжеском лесу мог быть только доктор Джонас Торн. И судя по силе его волшебства, он был очень могущественным.
Ее захлестнула волна ярости. Торн сводил с ума герцога, держал в тюрьме разума. Но зачем? Он вел свою игру? Или работал на кого-то еще?
Внизу лестницы Констанция открыла дверь во двор, вытерла рукавом пульсирующую щеку, но вдруг замешкалась на пороге. Она наблюдала за облаком, которое сверкало и кружило над каменной дорогой. По двору шел псарь, неся в руке ведро, полное дохлых крыс. Вторую руку он приложил к больной голове. Несколько секунд спустя Констанция услышала, с каким остервенением собаки бросились на еду. Их вой превратился в рычание, как будто за еду шло настоящее сражение.
Констанция закрыла глаза, позволив миру исчезнуть. Она сосредоточилась и услышала эхо грозового заклинания: барабанящий звук, похожий на умирающий отголосок колокольного звона. Все это казалось странным. Похоже, до начала рождения оставались считаные дни. А когда оно случится… уже будет слишком поздно. Чтобы успеть, нужно работать быстрее. Констанция сжала кулаки. О, боги, сколько же лет она готовилась к этому событию… Но готова ли она? Понимала ли она до конца, что делала?
«У меня не осталось выбора».
Витенагемот должен состояться через несколько часов. Осторожно коснувшись щеки, она посмотрела вниз на запачканное кровью платье.
«Кажется, пора переодеться».
В своей комнате Констанция вновь проверила круглое зеркало на медальоне, ожидая увидеть пустоту. Но вместо пустоты она обнаружила запотевшее стекло. Сердце ее дрогнуло.
«Неужели…»
Сев на край кровати, она заправила волосы за уши и подышала на зеркало. Она знала, что в храме висело зеркало-близнец, которое тоже помутнеет.
Внезапно за дымкой появилась тень, и стекло прояснилось. Перед ней появилось отражение Эмриса с тремя белыми параллельными шрамами, проходящими через все лицо. Его темные волосы были с серебряной проседью, а глаза уставшими. Он выглядел на десять лет старше своих двадцати трех лет.
«Наконец-то», – заговорил Охотник.
Хотя губы его двигались, Констанция слышала голос не ушами, а в голове. Голос, который пересекал невероятное расстояние.
«Боги, что с твоим лицом?»
Констанция дотронулась до пореза. Рана высохла, но все еще казалась мягкой. Она уже совсем о ней забыла. Девушка вздрогнула:
– Кулак.
«Почему ты сбежала от меня? Ты ведь понимаешь, что тебе придется ответить за свои действия».
Констанция опустила взгляд.
– Нет, – тихо возразила она.
«Констанция, ты не сможешь этого сделать».
Ее голос прозвучал уверенно и правдиво:
– Я уже это делаю, Эмрис. Я пыталась сказать тебе…
Но голос в ее голове строго ее перебил:
«После твоего ухода все стало еще хуже. Они нашли у тебя запрещенные тексты. Раньше я думал, это минутный, безрассудный порыв. Я ничего не понимал… Но сейчас я все понял. – Его глаза загорелись. – Ты ведь давно планировала это сделать? Я ведь прав, Констанция? Ты, должно быть, гордишься своим умом. Ты действительно меня одурачила. Я думал, ты другая… Но ты такая же, как и Чатхам, – с горечью и болью произнес он. – Чатхам мне жизни не дает из-за этой маски, как будто нет ничего важнее».
– Ты не понимаешь. – Она потерла кончик носа. – Все куда сложнее, чем ты думаешь. Ты ничего обо мне не знаешь. Ничего.
«Ты предельно ясно выразилась. В общем, все просто: либо ты вернешься и предстанешь перед судом Священного Собора, либо останешься в Княжеском лесу и умрешь от голода, чумы или другой напасти, которая обрушится на это проклятое место. Или ты решила, что сможешь уйти от смерти, как от правосудия?»
В его повышенном тоне послышался упрек.
– Все не так просто. Просто никогда не бывает, – рявкнула она. – Не будь таким наивным, Эмрис.
Охотник посмотрел через плечо, как будто услышал шум, но когда вернулся к Констанции, голос его оставался таким же строгим:
«Я вообще не должен с тобой разговаривать. Я лишь хотел сказать, что если ты сдашься в ближайший храм в течение суток, я буду просить о пощаде. Ради всего, что у нас было».
– Нет, – прошептала Констанция без единой колкости в тоне.
Все кончено. По-настоящему кончено. Она знала, что однажды их отношениям придет конец, но легче от этого все равно не становилось. Она вспомнила, как они проводили время вместе, как близко оказались к тому, что можно назвать любовью.
Эмрис приблизился к зеркалу.
«Подумай об этом. Если я для тебя хоть что-то значил, просто подумай. Ты играешь с опасной, страшной магией. Так ты нашла дорогу через лес, которую никто не мог найти?»
Констанция покачала головой. Это не стоит их ссоры: что бы она ни сказала, он уже принял решение.
«Тогда прощай».
Зеркало прояснилось. Теперь Констанция смотрела на свое бледное, измученное лицо, которое казалось страшным из-за поглощающей ее злости.
В момент нахлынувшей ярости она заметила, как в ее голубых глазах сверкнула фиолетовая вспышка. Захлопнув медальон, Констанция швырнула его в стену. Со звуком разбиваемого стекла он закатился под кровать.
Констанция свернулась калачиком на кровати. Она чувствовала, как слезы подкатывали к горлу, но все же взяла себя в руки, чтобы не выпустить их
