«А вдруг это судья?»
Констанция ощутила неприятную дрожь испуга.
Она обернулась на звук приближающихся шагов. Постепенно очертания превратились в фигуру, как будто художник-невидимка медленно оживлял свою картину. Констанция узнала его с первых штрихов. Громадный плащ из волчьей шкуры и торчащий из-за спины двуручный меч. Он был в тренировочной одежде, а от кожи доносился легкий запах пота. Глаза были спрятаны за защитным экраном из мягкой черной кожи и серебра, а половину лица скрывал плотный шарф.
– Уинтон, – начала Констанция, добавив в свой тон немного теплоты. – Доброе утро. Ты тренировался?
– Я стараюсь тренироваться каждое утро, – ответил брат с легкой улыбкой.
Констанция снова бросила взгляд на его меч.
– Мне любопытно, почему ты тренируешься со стражей, а не с лордом Ирвином?
– О… Я не так хорош в фехтовании, – объяснил Уинтон, но легкость в его голосе звучала фальшиво.
– Однако фехтование лучше подходит сыну герцога, – убеждала Констанция спокойным голосом. – Двуручный меч – это оружие простых солдат.
Уинтон проигнорировал ее замечание, опустив глаза. Спустя несколько мгновений он начал снова:
– Мы можем поговорить?
Голос его звучал устало и обеспокоенно.
– Мы разговариваем. С тобой все в порядке?
– Да, – строго ответил брат, потирая виски. – Я прошу прощения за свое странное поведение во время праздника. Я лишь… – Уинтон покачал головой.
– Брат, еще и месяца не прошло со дня смерти твоей матери. Ты скорбишь, и странное поведение – нормальная реакция.
Констанция протянула руку и сжала его плечо. И тогда, совершенно внезапно, он заключил ее в теплые и крепкие объятия. Констанция прижала левую руку к своему телу, стараясь не напрягаться.
– У нас даже не было времени поговорить, – голос Уинтона звучал приглушенно из мехового воротника сестры. – Я так скучал.
Он отпрянул и сразу заметил символ регентства на ее плаще.
– Я получила его утром. – Констанция погладила золотую брошь в виде щита и меча, гордо приколотую к груди. Знак регентства. – Одному бедняге поручили забрать брошь у судьи.
– И он не возражал? – Уинтон нахмурился.
Констанция поправила маску над вспотевшим под теплым металлом лицом.
– Нет. А что он может сделать? Городская стража обязана подчиняться выбору Мудрецов, а я теперь их регент. Мастер Меча тоже на моей стороне. Даже со своей свитой судья не возьмет нас численностью. Нас все равно больше. Возможно, он решил не бороться, зная, что проиграет.
«А может, у него созрел другой план».
– Давай пройдемся. Я пришла поразмяться.
Уинтон двинулся рядом с сестрой. Стены с бойницами охватывали весь периметр замка. Построенные в истерзанную войной эпоху для защиты, а не для красоты, они образовывали проход шириной более пятнадцати футов. По обеим сторонам стояли оборонительные стены с четырьмя караульными постами и маленькими выступающими комнатками во внешних углах трех квадратных башен, где хранились запасы и оружие. Пока Констанция и Уинтон шли между Южным и Западным постами, обрывки облака хватали их за ноги, как голодные волчата. Им поклонились два стражника, одетые в короткие зеленые форменные плащи. Теперь это люди Констанции.
Как только они оказались в недосягаемости чужих ушей, Уинтон вновь заговорил.
– Тебе не кажется, что все это слишком… просто? Когда ты вернулась, судья сразу попытался противостоять, и вдруг, при первом же сопротивлении, он просто исчезает. На него это совсем не похоже. – Уинтон прочистил горло. – Пока тебя не было, он вел себя весьма… агрессивно в своей погоне за властью. Он не принимал от Мудрецов возражений и вынудил утвердить регентство. Трудно возражать человеку, под чьим командованием находятся триста воинов.
Констанция бросила взгляд на брата. Она не настолько наивна, как ему казалось, но тем не менее следовало продемонстрировать большую уверенность.
– Уинтон, я не питаю иллюзий. Судья наверняка обдумывает следующий ход, как жирный паук в своей паутине. Но это не значит, что я вне игры. – Она улыбнулась. – Чему меня хорошо научил Город Королей, так это брать то, что можешь взять. Брать и надеяться, что к тому времени, когда пропажу обнаружат, ты уже будешь далеко, чтобы спастись.
Правда.
– Если бы я могла, я бы осудила его за все преступления… Но ты ведь знаешь, как это, – продолжила Констанция, отчаянно пытаясь скрыть правду за деталями. – Только король имеет право вынести приговор судье. На данный момент мы только можем держать его под стражей в его покоях. Лорд Ирвин удвоил охрану вокруг его крыла. Я приказала схватить свиту судьи, подкупить или запереть в темнице.
Уинтон кивнул. Некоторое время они шли в тишине, а затем он задал вопрос, который волновал его с момента прибытия Констанции:
– Что с тобой случилось? Где на самом деле ты была?
Констанция огляделась: они приближались к Южной башне, и голубая вспышка молнии озарила его лицо мимолетным свечением.
– Я говорила. Отец выслал меня из замка к семье моей матери, к семье Сантини.
– Он никогда не говорил об этом… до болезни. Все думали, что ты сбежала или… умерла.
Уинтона нельзя было назвать подозрительным человеком. Это точно не его черта характера. Но она прекрасно видела, что он ей не верил.
«Если не можешь сказать правду целиком, скажи часть».
Она внезапно остановилась и повернулась к нему лицом.
– Послушай, Уинтон… Я сочувствую твоей потере. Я знаю, что ты любил мать всем сердцем. Но… Она меня не любила. Она хотела, чтобы ты стал наследником герцогства, и поэтому ненавидела мысль о нашем родстве. Должно быть, она была счастлива, когда я исчезла.
Уинтон опустил голову, зная, что это правда.
– Значит, ты ушла из-за нее? Но я все равно не понимаю. Ты всегда была и остаешься наследницей Княжеского леса. Выслав тебя, отец разорвал твою связь с Предками… А теперь… – Он покачал головой, как будто не мог набраться храбрости, чтобы закончить свою фразу.
«Теперь я отверженная».
Констанция чуть не рассмеялась. Уинтон не знал и половины правды.
Брат продолжил:
– А теперь ничего нельзя сделать?
Констанция взяла недолгую паузу, пытаясь правильно подобрать слова.
– Если честно, Уинтон, я никогда не чувствовала сильную связь с Предками. Когда твоя мать показала мне свою нелюбовь, мне стало казаться, что мне здесь не рады. Я стала чувствовать себя чужой, – продолжала она тихим, проникновенным голосом. – И на самом деле такой я и являлась. Даже несмотря на внешнее сходство с отцом, я всегда была маминой дочкой – открытой, любопытной и жаждущей узнать мир и свое место в нем. – Констанция снова замолчала. – Это я попросила отца меня выслать. Я хотела узнать вторую половину своей семьи. Моя мать умерла, когда я была совсем ребенком, поэтому я мало что знала о ней, о ее
