– Отец?
– Констанция? – он заговорил обычным голосом с ясностью во взгляде. – Предки…
Герцог выглядел так, будто хотел разрыдаться, и теперь его эмоции стали настоящими, разумными. Констанция почувствовала волну облегчения. Выражение его глаз быстро сменилось чем-то похожим на стыд, и тогда Констанция поняла, что хотя он находился в тюрьме собственного разума, он все видел. Он все помнил.
– У нас мало времени, – начала Констанция. – У меня не осталось сил, чтобы полностью разрушить заклинание.
– Что ты здесь делаешь, Констанция? – Он посмотрел ей в глаза с прежней решимостью. – Я просил тебя никогда не возвращаться, – прошипел герцог.
Ее поразило, как быстро он переменился из больного старика в герцога, которого она когда-то знала.
– Ответь.
Констанция пристально на него посмотрела. Сейчас она задавала вопросы.
– Кто это сделал с вами, отец?
– Констанция…
– Отец, у меня нет времени объяснять. Вы должны мне доверять. – Она заглянула ему в глаза, умоляя выслушать и уступить, хотя бы раз в жизни. – Кто это сделал?
Герцог сдался.
– Лекарь. Его лекарства усиливают… заклинание.
Он выпалил слово «заклинание», как какое-то ругательство.
– Но почему? Какую игру затеял Джонас Торн?
Отец покачал головой.
– Ищи не пешку, а игрока. Кто извлек выгоду из моего безумия?
Констанция нахмурилась.
– Судья? Но он ненавидит волшебство… Зачем?..
– Ради власти. Зачем еще? – Герцог с отвращением посмотрел на свои больные руки, как на руки попрошайки. – Ради власти люди готовы на любое лицемерие.
– Вы в этом уверены?
Констанция не могла поверить, что судья способен на такой самообман.
– Это ведь бессмысленно…
Герцог посмотрел на нее испепеляющим взглядом.
– Я уверен. И если у тебя есть мозги, ты тоже должна это понимать. Конечно, это бессмысленно. Но судья одержим. Он не мыслит здраво и не видит противоречий между желанным исходом и способами его достижения.
В голове появилось множество вопросов, но она постаралась сосредоточиться. Констанция взяла его руки и задала единственный главный вопрос, который оставила на тот момент, когда он будет в здравом уме, чтобы на него ответить. Кожа его пальцев была сухой и тонкой. Она напоминала кожу старика, хотя герцогу еще не было и пятидесяти лет.
– Отец, я кое-что ищу… Вы помните брошь, которую мама носила на сорочке?
Его выражение омрачилось, но он кивнул.
– Я помню. Она всегда ее носила, – ответил отец, и несмотря на сухой тон, вокруг его глаз появилось напряжение. – Я дарил ей великолепные украшения, но все равно…
Констанция знала, что отношения между родителями были весьма непростыми: брак двух упрямцев редко проходит без трудностей. А после смерти матери отец быстро перешел от скорби к новому браку. Констанцию всегда это обижало. Но все же… Глядя сейчас на его лицо, она поняла, что какая-то его часть любила ее по-настоящему.
– Вы видели ее? Вы знаете, где брошь?
– Зачем она мне? – Он смотрел на нее тяжелым взглядом. – Что все это значит?
Констанция почувствовала, как драгоценная надежда померкла и умерла. Она думала, что сумасшествие отца связано с тем, что он знал нечто важное. Что-то, что приведет ее к ответам на все вопросы.
Когда отец заговорил, в его голосе появилась мягкость.
– Тебе не стоило возвращаться. Это все из-за того, что случилось той ночью… когда я увидел?..
Констанция сжала его холодные руки и с трудом произнесла:
– Конечно, отец. Все из-за той ночи.
– Я просил тебя бежать, глупая девчонка, – с нежностью и болью напомнил он. – Тебе здесь не место. Как и не было места твоей матери.
Его слова вызвали у Констанции внезапную вспышку боли.
– Зачем она вообще сюда приехала?
Герцог покачал головой, но ничего не ответил.
– А зачем вернулась ты?
– Это мой дом. Право по рождению.
Правда.
– Грозовое…
И внезапно он начал борьбу с красными чарами, которые стали усиливаться, затягивая своими щупальцами трещины в стене.
– Что произошло, отец? – Констанция нежно прикоснулась правой рукой к его лицу, понимая, что он исчезает.
– Меня… кое-что беспокоит. Может, это… Торн? Маг, который наложил… грозовое заклятье, – он с трудом выговаривал каждое слово, между которыми делал тяжелые вдохи. – Причастен ли… судья? Связано ли… все это? Охота на магов… Это может оказаться ловушкой и способом… получить власть. Судья… одержим… Он помешался. Об этом… я думал… в своем сумасшествии.
Констанция медленно кивнула, сжав его руку.
– Лекарь имеет достаточно сил, чтобы создать подобное заклятье, и он уже давно находится в городе, – заметила она.
Сердце ее сжалось, когда она сказала слова, которые он хотел услышать:
– Но я одержу победу, отец. Я за этим вернулась.
– Да, – произнес герцог и с видимым облегчением прислонился к спинке стула. – Ты… пришла, чтобы спасти наш город, – промолвил он. – Спаси его… от грозового облака… От судьи… И его мага.
Он бросил на нее решительный взгляд, и Констанция видела, как он цепляется за свой здравый ум, как тонущий человек за камни. Она ответила, и в голосе ее послышался гнев:
– Не беспокойтесь. Я покажу им истинное правосудие. Я даю вам слово.
На его лице вспыхнуло удовлетворение, вслед за которым пришло смущение. Констанция убрала руку с его лица, не в силах больше выносить его погружающийся в безумие вид. Морщины вокруг его глаз стали глубже; сутулость более выраженной. Сгорбившись на стуле, герцог обхватил пальцами шероховатые деревянные подлокотники. Костяшки пальцев побелели.
Море вновь утянуло его в свои глубины, и он утонул.
– Кто ты? – отрезал отец, глядя на нее, как в первый раз. – Что ты здесь шныряешь? Позови судью! Вон отсюда! Вон! – вопил герцог диким голосом.
Констанция встала.
– Я уже ухожу, милорд, – с трудом промолвила она.
9
Охотник
Лина проснулась, когда сквозь окна маленькой комнатушки прорвались первые лучи солнца. На фоне сильной усталости голова казалась тяжелой, и в первые секунды пробуждения Лина даже не сразу поняла, где находится. Она не узнала деревянную кровать и мягкую простынь под горой шерстяных одеял. А где Ловец? Он ведь всегда сворачивался калачиком в ногах.
В дверь постучали, и Лина ощутила приятный аромат.
– Лина, это я, – раздался голос Эмриса, – и твой завтрак.
И тогда события вчерашнего дня вернулись к ней в вихре нереальности. Вместе с чувством жуткого голода.
– Иду! – крикнула девушка, выскочив из кровати.
Она быстро нашла в комоде свежую одежду, отбросила разорванный плащ на пол возле купели и аккуратно переложила бабочку в новый карман. Одежда ничем не отличалась от той, что носил Эмрис: серая туника, узкие штаны и плащ. Выбив за окно засохшую грязь и листья, Лина надела старые сапоги.
После плотного завтрака из бекона, яиц и свежего белого хлеба, который она съела в кресле перед камином, охотник повел ее извилистой тропой по внутренним помещениям старых домов. Ветхий особняк занимал целую улицу: лестничные пролеты, запутанные коридоры, где-то пышущие
