– Вверх от реки? Да, господин.
– Хорошо. Там, где Тележная пересекается с Ворванным рядом, есть лавка, в которой продается олдрейнская ерунда. Я хочу, чтобы завтра утром ты перво-наперво отправился туда с посланием для хозяина.
– Да, господин. Каково послание?
– Я его позже напишу. – Рингил дал мальчишке монету из своего исхудавшего кошелька. – Найдешь меня в библиотеке после ужина.
– С радостью, господин.
– Ну, ступай.
– Надеюсь, теперь, – ледяным голосом объявила леди Ишиль по другую сторону вестибюля, – все любезно вернутся к делам, коими должны заниматься в этом доме. И пусть кто-нибудь подотрет кровь.
Поднялась суета, слуги поспешили к дверям и лестницам. Ишиль прошествовала через пустой вестибюль и остановилась перед сыном. Придвинулась к нему и прошипела:
– Ты что, собрался оскорбить всех до единого влиятельных мужчин в этом городе, прежде чем достигнешь результата?
Рингил опять изучил ногти.
– Они сами ко мне приходят, мама. Сами. Негоже их разочаровывать. Или ты предпочла бы, чтобы имя Эскиатов невозбранно оскорбляли в твоем же доме? Сомневаюсь, что отец на такое согласится.
– Если бы ты сам не напал на Каада…
– Мама, к твоему сведению… – Он умолк, чтобы убавить напор и злобу в собственном голосе. Метнул убийственный взгляд на двух оставшихся лакеев у двери, и те сразу нашли вескую причину ретироваться. Когда они исчезли, он продолжил чуть спокойнее: – К твоему сведению, ни Мурмин Каад, ни твой любимый супруг не желают, чтобы я приближался к Эттеркалю. Не думаю, что это сильно связано с Шерин, но мы своим расследованием растревожили гнездо болотных пауков. То, что Каад вчера сюда явился – лишь следствие.
– Но ты не должен был обливать его кипятком! Ты же, ты… – Ишиль взмахнула руками от избытка чувств. – Ты его наполовину ослепил!
– Он преувеличивает.
– Ты так думаешь? Гингрен подкупил одного из врачей Канцелярии после того, как они осмотрели Каада. Врач говорит, зрение в том глазу может полностью никогда не восстановиться.
– Мама, это был лишь чай.
– Что бы это ни было, ты причинил отцу и мне большие неприятности, без которых мы могли обойтись.
– Тогда, наверное, тебе не стоило тащить меня обратно в эту вонючую дыру, чтобы делать твои дела там, куда ты не желаешь идти. Призвавший демона сам виноват, и все такое.
– Ох, Рингил, ради Хойрана! Веди себя как взрослый.
Они опять заговорили на повышенных тонах. Рингил с усилием взял себя в руки.
– Послушай, мама. Каад ненавидит меня за то, что я такой. С этим ничего не поделаешь. И он по уши увяз в том, что происходит внутри Эттеркаля. Рано или поздно мы бы все равно столкнулись. По правде говоря, я рад, что это случилось лицом к лицу – иначе стоило ждать ножа в спину.
– Это ты так говоришь. Поиски Шерин все равно не продвинулись.
– Может, у тебя есть другая стратегия?
Ишиль, в чем он не сомневался, промолчала.
Позже, в библиотеке, он при свете свечи написал записку, сложил и запечатал лист пергамента, адресовав его Шалаку. Пришел мальчишка и остановился, переминаясь с ноги на ногу, за пределами круга света. Рингил вручил ему письмо.
– Полагаю, читать ты не умеешь?
Мальчишка фыркнул.
– Нет, господин. Я же не клерк какой-нибудь.
– Да, но курьеры тоже бывают грамотными. – Рингил вздохнул. – Ладно. Видишь это? Тут написано «Шалак Каларн». Шалак. Запомнил?
– Разумеется, господин. Шалак.
– Он открывает лавку поздновато, но живет на втором этаже. Сзади есть лестница, к ней можно попасть через переулок справа от дома. Ступай, как только рассветет, можешь его разбудить, если придется. Он должен кое-кого для меня разыскать, и, возможно, на это уйдет весь день.
– Да, господин.
Рингил окинул мальчика внимательным взглядом. Не ребенок, а набросок, полный неиспользованного рвения, с острыми чертами, еще не приобретший юношеского облика. На руках и плечах не хватало мышц, держался неуклюже, но было видно – вырастет высоким. Рингил подумал, что через пару лет Дери будет довольно привлекательным юношей, худощавым и искушенным городской жизнью.
– Сколько тебе лет?
– Тринадцать, сэр. Весной исполнится четырнадцать.
– Рановато для службы в Луговинах.
– Да, сэр. Мой отец – конюший в имении Аланноров. Меня рекомендовали. – Всплеск гордости. – Я самый младший из всех, кто служит Эскиатам, сэр.
Рингил улыбнулся.
– Не совсем.
– Это правда, господин. Клянусь!
Улыбка Рингила увяла. Он не любил вранье.
– В кухне есть девочка вполовину тебя моложе, Дери.
– Нет, сэр. Это невозможно – я самый младший. – Дери ухмыльнулся, видимо, еще во власти гордыни. – Я знаю всех кухонных служанок, сэр. Там нет девчонок.
Рингил резко выпрямился, его рука с глухим стуком упала на стол. Чернильница и сургуч подскочили. Мальчик вздрогнул. Тени от едва не утонувшего фитиля свечи заплясали по книжным шкафам.
– Дери, хватит, не то я разозлюсь. Я видел эту девочку собственными глазами. Этим утром, на рассвете. Она принесла мне чай в нижней кухне. Она занималась огнем под котлами.
В сумерках библиотеки воцарилась напряженная тишина. У Дери дрожала нижняя губа, а глаза метались, словно угодившие в ловушку зверьки. Рингил посмотрел на него и понял, что мальчик сказал правду. Внезапно – словно из ниоткуда – чья-то холодная рука прошлась по его хребту и зарылась в волосы. Взгляд соскользнул с лица Дери, мимо его плеча, в темный угол комнаты, где тени от свечи будто успокоились.
– Ты ее не знаешь? – тихо спросил он.
Дери, потупившись, пробормотал что-то невнятное.
– Говори громче. – От прикосновения холода в его голосе появились жесткие, нервные нотки.
– Я… попросил прощения, господин. Не хотел вам перечить, ничуточки. Просто я не видел в этом доме такой юной служанки. – Дери запинался, спеша высказаться. – Может, вы правы, господин, а я нет. Конечно. Просто я ее не видел, вот и все. Лишь это я хотел сказать.
– Может, она новенькая, и ты не успел с ней познакомиться?
Дери сглотнул.
– Точно, господин. Точно. Так и получилось.
Но глаза опровергали каждое слово.
Рингил кивнул, твердо и немного театрально, будто адресуя жест внезапно появившейся за кругом света публике.
– Ладно, Дери. Ступай. И не забудь: с рассветом – в Экелим.
– Да, господин. – И мальчишка вылетел из двери, словно кто-то дернул за привязанную к нему струну.
Рингил немного подождал, потом демонстративно окинул взглядом темную комнату и опять откинулся на спинку кресла.
– Я бы выпил еще чаю, – сказал он громко, в пустоту.
Никакого ответа. Но от воспоминания о разговоре с матерью в кухне к основанию шеи словно приложили холодную мокрую тряпку.
«Что, стыдно перед слугами?»
«В каком смысле?»
И девочки там больше не было. Она возникла еще раз, когда Ишиль ушла, и он остался в одиночестве.
«Ты не могла бы не подкрадываться ко мне вот так?»
Он ждал, хмурясь и наблюдая за едва уловимым дрожанием теней на книжных корешках в шкафах. Потом, когда удалось справиться с ощущением холодка на затылке, проворно наклонился и задул свечу. Он сидел в пахнущей пергаментом тьме и прислушивался к собственному дыханию.
– Я жду.
Но девочка, если и слышала, не появилась.
Как,
