Внизу их встретили еще два вооруженных олдрейна. Один стянул шлем и вперил в Рингила жадный взгляд, но тут на него рявкнул Ситлоу. Они обменялись несколькими фразами, и двенда, пожав плечами, снова надел шлем. На Рингила он больше не смотрел.
– Кажется, я здесь не слишком популярен.
– Дело не в этом, – рассеянно проговорил Ситлоу. – Они просто обеспокоены и ищут, на чем выместить чувства.
– Обеспокоены? Чем? Теми старьевщиками на каноэ?
Двенда задумчиво посмотрел на него.
– Нет, не ими. Поговаривают, здесь остался Черный народ. Один из наших разведчиков проник в местный лагерь, окутав себя достаточным количеством чар, чтобы в пивной его обслужили и позволили сидеть незамеченным. Он услышал, как люди болтают о чернокожем воине в одной из западных деревень.
– Да ладно… Это какой-нибудь наемник с юга, может, из пустынь. К югу от Демлашарана кожа здорово темнеет. Ошибиться нетрудно.
– Может быть.
– Никаких «может быть». Кириаты ушли, Ситлоу. Я сам их провожал. Стоял на краю Ан-Монала и смотрел, как последний огненный корабль ныряет в кратер. Куда бы они ни отправились, сюда не вернутся.
– Да, в Трелейне я узнал то же самое. А еще, что рты людей нередко изрекают полуправду или ложь. Твоей расе вообще легко дается вранье. Люди лгут тем, кем правят, супругам и товарищам, сколь угодно близким, даже самим себе, если от этого мир вокруг становится чуть менее невыносимым. Трудно понять, чему здесь можно верить.
Усталые интонации двенды ранили Рингила и побудили его огрызнуться:
– Забавно, я то же самое не раз слышал о твоей расе. Дескать, двенды – мастера обмана и плутовства.
– В самом деле? – Рядом с ним появился Эшгрин, лаконичный и суровый. Рингил так редко слышал его голос, что вздрогнул от неподдельного удивления. – И от какого четырехтысячелетнего знатока олдрейнской премудрости ты это услышал?
Рисгиллен громко кашлянула.
– Может, пойдем дальше, брат? По-моему, нам есть, о чем думать, кроме болтовни с…
Ситлоу резко повернулся к сестре и спросил опасным, тихим голосом:
– Хочешь быть главной, Рисгиллен?
Она не ответила. Другие двенды наблюдали с интересом.
– Я задал вопрос, сестра. Ты хочешь командовать экспедицией? Отказаться от удовольствий и комфорта нашего мира и приковать себя к Земле, как это сделал я? Погрузиться в бурлящую грязь человечьего общества, чтобы добиться наших целей?
Она опять промолчала.
– Будь любезна, ответь. Или я решу, что твое молчание означает, как всегда, «нет». Так это нет? Тогда держи пасть на замке!
Рисгиллен начала было говорить на своем языке, но Ситлоу оборвал ее на полуслове, рубанув рукой воздух. Он медленно повернулся, по очереди заглядывая в глаза каждому из соплеменников-олдрейнов.
– Я слышу ваше недовольство, – презрительно продолжил он по-наомски – наверное, решил Рингил, чтобы уязвить их и унизить перед человеком. – Все вы снова и снова ноете из-за того, что вам приходится здесь терпеть на протяжении путешествия в пару недель, будучи прикованными ко времени и причинно-следственным связям. Я провел тут три гребаных года во власти времени, чтобы нам удалось пробраться в Трелейн! Я так долго ощущал вкус этого мира на языке, что уже не помню, каково это – не быть запятнанным его ограничениями. Я глотал его день за днем, и меня тошнило от тупой животной глупости его правил – и все ради того, чтобы изучить его параметры и возможности, чтобы мы в конце концов вернули то, что нам принадлежит. Я все это сделал добровольно и сделаю снова. А в обмен не прошу ничего, кроме вашей верности и доверия. Неужели это так много?
Тишина. Высоко над ними еле слышно гудел, завывал олдрейнский мост. Ситлоу мрачно кивнул.
– Очень хорошо. Ты больше не будешь подвергать сомнению мои слова, Рисгиллен. Понятно?
В ответ раздался короткий олдрейнский слог. Рисгиллен склонила голову.
– Хорошо. Тогда ждите здесь. – Ситлоу кивнул Рингилу. – Гил, ты пойдешь со мной. Тебе нужно кое-что увидеть.
Глава 28
В нескольких сотнях ярдов от олдрейнского моста, точно свирепая архитектурная насмешка, из болота торчала массивная чугунная платформа, накренившаяся будто тонущий корабль. От края до края в ней было больше сотни футов, и она состояла из множества уровней: запрокинув голову, Рингил насчитал, по меньшей мере, шесть. Ее венчали шипы и проволочные конструкции, смахивающие на рыболовные сети, развешенные для просушки. Громадина устремлялась в хмурое небо, словно клинок, который воткнули в тело и сломали. В тишине, окружающей ее, отчетливо ощущалось напряжение, сродни тому, что случается перед бурей.
– Видишь? – мрачно спросил Ситлоу. – Вот, что ваши союзники сотворили с этим местом.
Понять смысл сказанного было нетрудно – происхождение платформы легко угадывалось по внешнему виду.
– Ты говоришь про кириатов?
– Про Черный народ, да. Оглянись по сторонам, Рингил Эскиат. Когда-то здесь был величайший олдрейнский город на всем континенте. Он назывался Энхид-идришинир, Обитель радостных ветров. Ты видел мост. Вообрази улицы и башни, возведенные подобным образом, протянувшиеся до самого горизонта. Покоренные реки, чьи воды втекают и вытекают из реального мира с той же легкостью, с какой трелейнский канал появляется из туннеля или проходит под какой-нибудь заставой. Деревья и строения, похожие на деревья – вторящие их форме и благоговеющие перед ней, тянущиеся вверх, чтобы петь на ветру. Я был ребенком, когда в последний раз увидел Энхид-идришинир – перед тем, как пришел Черный народ.
Он снова указал на платформу.
– Она рухнула с небес. Говорят, пронзительно вопила на лету. Видишь шесть уровней? Еще двадцать семь под землей, утоплены в болоте и достигают коренной породы. На острие этого копья находилось устройство, разорвавшее ткань реальности. Пятьдесят тысяч моих соплеменников погибли на месте или были унесены ударной волной на просторы огромного болота. Мы до сих пор находим их останки. Некоторые еще живут, в определенном смысле.
– М-да, ничего не меняется, – тихо проговорил Рингил и подумал о музее для мечей из видения Грашгала. О детях, зачарованных прошлым, острым как заточенная сталь и надежно спрятанным за стеклом.
Ему всегда казалось, что такая мечта вряд ли сбудется.
– Нет, все изменится. – Ситлоу повернулся и вперил в него взгляд темных пустых глаз. В тишине болота голос двенды зазвучал громче обычного, и в нем появились отголоски страсти, которую Рингил видел ранее, лишь когда они трахались. – Олдрейны возвращаются, Рингил. Этот мир – наш. Мы правили в нем на протяжении тысячелетий до того, как началась
