– И как вы это сделаете? – Почему-то эта, новая сторона Ситлоу вызвала у Рингила смутное разочарование. – Похоже, вас не так уж много.
– Это пока. Олдрейны – скитальцы по натуре, индивидуалисты по наклонностям, нам всегда радостнее быть где-то на краю известных владений и двигаться дальше, чтобы увидеть, что лежит за их пределами. Но в сердце каждого из нас похоронена тоска об этом мире, единстве и месте, которое можно хранить в душе и куда можно возвращаться в конце пути. Когда здешние ворота снова откроются, мои соплеменники придут со всех сторон и аспектов Олдрейнских болот. Они соберутся здесь стаей, как вороны вечерней порой.
– Это должно меня подбодрить?
Пустые глаза вновь уставились на него.
– Неужели я так плохо с тобой обошелся?
– Нет, что ты. Я видел, как с рабами обращались гораздо хуже.
Ситлоу резко отвернулся, будто получил пощечину. Уставился мимо Рингила, на затонувшую платформу. Его голос стал невыразительным.
– Я мог бы тебя убить, Рингил Эскиат. Попользоваться тобой в свое удовольствие, вытереться, словно тряпкой, и вышвырнуть. Позволить тебе истлеть до самой сути в Серых Краях или закончить наш поединок так же, как он начался – сталью. Это ведь ты явился в мои владения со своим клинком, угрозами и горделивой уверенностью в том, что никакая красота и никакое колдовство не в силах препятствовать твоим навыкам убийцы. Ты вмешался в мои дела в Эттеркале, убил и искалечил моих полезных слуг, вынудил меня вступиться, хоть это и шло вразрез с моими планами. Спрошу опять: я плохо с тобой обошелся?
Поскольку справедливый ответ был один, Рингил предпочел проигнорировать вопрос.
– Просто скажи мне вот что, – попросил он вместо этого. – Я понимаю, в чем ваша выгода – вы вернете свою священную, древнюю… тут был какой-то бред сивого ящера… про право крови… то да се… обетованную, мать ее, землю. Все понятно, идея новизной не блещет. Но какой от этого толк клике? Как я погляжу, вся Канцелярия так или иначе пляшет под твою дудку. Какую хрень ты им наобещал?
Двенда ответил слабой улыбкой.
– Сам как думаешь? Ты же видишь, где мы находимся, и знаешь, что представляет собой Эннишмин для Лиги.
Видимо, Рингил в глубине души понимал, в чем дело. Он не удивился, но ощутил, как в животе скользит кусок льда.
– Ты сказал, что отвоюешь его?
– Да, более или менее.
– Ты собираешься вторгнуться на имперскую территорию? Нарушить договоры?!
Ситлоу пожал плечами.
– Я никаких договоров не подписывал, как и мой народ. Это услуга, которую я оказываю, тем, кто принял меня в Трелейне.
– Но… – Лед в кишках разрастался, грозя заполнить Рингила целиком. – Империя не будет сидеть и смотреть, как ты это делаешь, Ситлоу. Не в нынешней ситуации. Они объявят войну. Еще одну гребаную войну! И ты не можешь этого не понимать.
– Да. – Двенда вновь пожал плечами, скользнул по нему взглядом пустых глаз. – Что с того? Лига и Империя пойдут друг на друга войной, отстаивая собственное лицемерие, и моя рука будет лежать на трелейнской стороне весов, чтобы борьба была равной. Думаю, они будут сражаться годами. Истратят силы, утащат друг друга на дно, и когда все закончится, от битв начнет тошнить, они окажутся усталыми и сломленными – тогда мой народ придет на руины и займет свое законное место в этом мире. – Голос Ситлоу стал странно мягким и умоляющим. – Не спорь, Гил. Так будет гораздо лучше. Больше никакой истеричной ненависти и кровопролития из-за мелких споров между фракциями. Никакого лицемерия, чтобы обосновать злоупотребление властью, и никакой лжи.
– Ну да, конечно. Всего лишь владычество олдрейнов. Кажется, у меня есть некоторое представление о том, как это будет.
– Ты несешь ерунду. – В голосе двенды проскользнули нотки гнева, который он быстро скрыл. – Нет причин, по которым люди и двенды не могут сосуществовать, как это было когда-то. В наших хрониках полным-полно воинов твоей расы, которых мы приютили из жалости или любви, и они достигли в наших кругах высокого положения. Я и сам…
Он осекся. Взмахнул рукой.
– Неважно. Я не какой-нибудь торговец с рынка Стров, кидающийся к каждому покупателю, и не член Канцелярии, щедро раздающий пустые обещания, чтобы заграбастать побольше власти над сородичами-людьми. Если тебе не хватает смекалки или опыта, чтобы понять, что к чему, я не стану насильно впихивать в твою голову нежеланную истину. – Он резко отвернулся. – Идем, мы здесь по другому делу.
Осторожно пробираясь через болото, вдоль массивного железного бока платформы, они подошли туда, где вплотную к нижнему видимому ярусу было пристроено что-то вроде крытого загона. Там обнаружился забор из материала, похожего на проволоку, из которой соорудили олдрейнский мост, хотя в целом он не выглядел таким изящным. Схожая, но сплетенная более толсто паутина образовывала три длинных низких сооружения, смахивающих на конюшни, которые упирались в железный бок платформы. Почва, где расположился загон, выглядела плотной и сухой – наверное, ее укрепили с помощью каких-то олдрейнских строительных материалов, – но снаружи забора болотная вода скапливалась и застаивалась, образуя серые озерца. Тропа между ними была извилистой и обманчивой, завершалась у ворот на цепи.
Вокруг загона, примерно на расстоянии ярда от ограждения, из воды торчали какие-то маленькие и тупые предметы. Рингил принял их за пеньки, но когда они с Ситлоу почти подошли к воротам, один из ближайших предметов издал влажный, хлюпающий звук. Он посмотрел на «пенек» внимательнее.
И отшатнулся.
«Твою мать!»
Предмет был человеческой головой, чья шея аккуратно крепилась к пню, за который он и принял увиденное поначалу. Голова принадлежала молодой женщине, чьи длинные волосы, свалявшиеся и похожие на крысиные хвосты, плавали на поверхности мутной серой воды. Мышцы шеи напряглись, голова повернулась и глаза на бледном, испачканном в грязи лице отыскали его лицо. Губы, перемазанные грязью, приоткрылись и безмолвно произнесли единственное слово: «…умоляю…»
История Миляги обрушилась на Рингила.
«Я не говорил, что шпионы были мертвы. Я сказал, что вернулись только их головы. Каждая была еще живой и каким-то образом приделанной к семидюймовому пеньку».
Из глаз женщины потекли слезы, оставляя грязные дорожки на щеках.
Взгляд Рингила заметался по поверхности болотных озер и другим похожим предметам, которые усеивали их. Ужас его не покинул: это были такие же человеческие головы, обращенные лицом к загону.
Он видел драконье пламя и обгорелые тела детей на вертелах над жаровнями, думал, что достаточно ожесточился и сможет вынести какое угодно зрелище.
Он ошибся.
– Это что за хуйня, Ситлоу?!
Двенда был занят цепью на воротах: положил ладони поверх нее и что-то тихо бормотал. Он рассеянно поднял глаза.
– Что такое? –
