— Пошла вон. Понадобишься — позову.
Я, честно говоря, никогда не видела, чтоб «вон» шли так быстро.
Дождавшись, когда в коридоре стихнет звук шагов, я бросилась к платью. Конечно, его наверняка обыскали, вытряхнув из потайных карманов все содержимое, но все же…
Когда я нащупала шарик письмовника, то едва не рассмеялась от счастья. Облегчение было пронзительным и ярким, словно луч осеннего солнца. Развернув гневно пискнувший шарик, я прочла: «Дерек, старина! Я безумно рад, что ты жив-здоров…» — помнится, в то первое утро своей новой супружеской жизни я скомкала послание первого министра и машинально убрала его в карман.
Теперь оно могло спасти меня.
Огрызок карандаша обнаружился в другом кармане, и, разгладив письмовник, я написала:
«Эвгар снял с меня проклятие…»
Грифель хрупнул, рассыпая по листу черные крошки.
«Прошу тебя, не возвращайся в Хаому, — продолжала я. — Я тебе больше не нужна. Вам с Дамьеном лучше затаиться в Лекии и пока не лезть на рожон».
Конечно, Тобби послушается. Я ему больше не нужна, так что ярость ограбленного коллекционера скоро угаснет. Возвращать-то нечего — а вот терять единственный козырь он точно не захочет. Я задумчиво закусила кончик карандаша, а затем написала:
«У меня все хорошо. Не волнуйся за меня».
Что тут еще можно было добавить? Хотя бы ради вежливости выразить надежду, что мой муж жив и здоров — так Тобби не дурак, он поймет, что это просто ненужные слова, за которыми нет ни интереса, ни заботы. Вздохнув, я убрала карандаш в карман, свернула письмовник и подошла к окну.
Я понятия не имела, как именно он был настроен и полетит ли сейчас к адресату. Несколько минут я стояла возле распахнутого окна, вдыхая влажный воздух, пропитанный запахом цветов и яблок, грела письмовник в ладонях и молилась, чтоб он взлетел и добрался до Тобби.
Он взлетел. Вырвался из моих рук и с гневным чириканьем понесся над садом к югу. Когда письмовник исчез, я со вздохом отошла от окна — мне оставалось только надеяться, что он долетит.
То ли горничная от случившегося потрясения забыла запереть дверь, то ли запирать меня больше не требовалось — но я обнаружила, что комната открыта. Этому нельзя было не обрадоваться: я вышла в пустой коридор и почти бегом направилась к лестнице. Если я все правильно рассчитала, то Эвгар держал меня в правом крыле.
Не то что бы я собиралась сбежать — но невозможно же сидеть взаперти! Это скучно, в конце концов, и я пошла в библиотеку… Примерно так я говорила себе, репетируя свою речь, когда меня таки поймают и приведут пред светлые государевы очи. Пусть я фактическая пленница, но запрещать мне читать?
Лестница в итоге вывела меня в какой-то невзрачный коридорчик, едва освещенный маленькими лампами. Ну и отлично: теперь я с чистой совестью могу сказать, что заблудилась. Странным мне показалось только то, что я никого не встретила: ни охраны, ни вездесущих слуг, ни каких-нибудь придворных дамочек с кавалерами. Во дворце, которому полагается быть заполненным народом, это действительно настораживало.
Я подошла к двери в конце коридора и надавила на ручку, полагая, что это один из черных ходов, который выведет меня в парк. А уж сбежать из парка — не проблема: там всегда можно найти какую-нибудь потайную лазейку.
Когда дверь открылась, я поняла свою ошибку.
Это было нечто среднее между заброшенным книгохранилищем и лабораторией. В картонных коробках, опутанных паутиной, громоздились толстые, раздувшиеся от сырости, книги, в покосившихся шкафах стояли грязные банки и колбы с бесформенным содержимым, и откуда-то ощутимо тянуло сквозняком.
И здесь горел свет. Такой же, как в коридоре, тусклый и ленивый, но он был.
И это мне не понравилось еще сильнее, чем отсутствие народа в правом крыле дворца. Если это помещение такое грязное и заброшенное, то зачем его освещать?
Прекрасно понимая, что я сама себя загоняю в ловушку, я пошла вдоль шкафов и коробок с книгами, ориентируясь по сквозняку. Тишину нарушало лишь потрескивание ламп, да звук от падающих капель воды. Впрочем… впрочем, было и еще что-то настораживающее.
Я почти сразу поняла, что это. Запах книжной пыли забивал все, но не аромат сигар сорта каиба.
— Эвгар, ты здесь? — отчетливо сказала я. Полумрак хранилища откликнулся тонким смешком.
— Здесь, — отозвался он. — Иди прямо, все увидишь.
Эвгар обнаружился через несколько минут пути, когда я вышла к тому, что можно было бы назвать центром этого места: небольшому круглому столу, на котором покоилась странная конструкция. Множество блестящих серебряных лап, потрескивающая бледно-голубая паутина, оплетающая металлическое тулово и крошечный пульсирующий огонек в центре.
Сквозь грязное окно пробивались бледные лучи осеннего солнца. Я зачарованно смотрела на них и не понимала, откуда бы в подвале взялось это окно: высокое, узкое, похожее на бойницу.
— Башня Кастерли, — сказал Эвгар. Я моргнула, и все, что я видела, поменялось. Исчез подвал, пропали грязные коробки с книгами, а сумрак развеялся. Я стояла в центре лаборатории в башне, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь грязные окна, чертили по пыльному полу знаки: первое имя Господа оживляет мертвую материю, дает разум и речь бессловесному, отторгая его душу.
— Это заклинание называется Мостик, — довольно произнес Эвгар. Он сидел на стуле возле одного из окон и лениво перебирал в руках четки. — Этакий туннель от дверей комнаты через подвал в башню.
Видимо, он ждал, чтобы я его похвалила.
— Вот почему я никого не встретила, — устало промолвила я. Огромная лягушка в банке, казалось, корчила мне рожи. Эвгар кивнул.
— Именно. А это мой артефакт, — он с нескрываемой гордостью указал на серебряное чудовище на столике. — Нравится?
пожала плечами.
— С его помощью ты хочешь убить невинного человека.
Эвгар вопросительно поднял бровь.
— Тебе его жаль? — осведомился он. Я вдруг поймала себя на мысли, что хочу залепить ему пощечину. Стереть самодовольную улыбку.
— Я его люблю, — ответила я. — Пусть в Дамьене душа Альфреда… я все равно его люблю.
Эвгар вдруг рассмеялся — настолько звонко и искренне, что я оторопела.
— Душа Альфреда? — переспросил он. — Господи, какие глупости! Нет там души Альфреда, Вера. Твой муж давным-давно мертв. Безвозвратно, к нашему счастью.
На мгновение мне показалось, что я могу упасть — настолько тяжелым был водоворот чувств, затянувший меня внутрь.
— А что там? — спросила я и, не услышав своего голоса, повторила громче: — Что там?
Эвгар оценивающе смотрел на меня, словно прикидывал, можно ли открыть мне правду. Потом он произнес:
— Там нет души Альфреда, Вера. Там моя душа.
— Хочешь, я расскажу тебе сказку?
Весенний полдень был солнечным, ясным, наполненным запахами нарциссов и мускари. Я лежала в траве, не чувствуя ничего, кроме боли, и молилась
