Древнее божество вздохнуло, посылая по земле волны своего негодования. Камни, в которые было заключено его тело, треснули, но не сломались.
Как и всегда.
Ты проиграл, мягко прозвенел в ухе звонкий голос противника, ты отозвал своих детей, иначе бы они погибли.
Ты не должен был приводить сюда людей. Это ты подверг их опасности.
Огромные голубые глаза противника, маленькие озера, насмешливо мигнули.
Ты знаешь не хуже меня, что я не мог заставить их прийти сюда. Их привел не я, а тот, кто больше и сильнее нас с тобой, вместе взятых.
Ты привел людей в мой храм.
Я привел их, чтобы защитить твой храм.
От других людей. Я позволил тебе оставить в живых одну женщину, потому что ты умолял меня это сделать. Но из-за нее сюда пришли эти. Пришли, чтобы убивать и калечить моих детей. Вот что дает моя слабость.
Ты первый натравил своих детей на них. Они не были тебе врагами и не желали тебе зла.
А что насчет того человека, которого ты оставил? Его душа чернее, чем глаза моих детей.
Противник задумался, порхая под самым потолком. Его надоедливый розовый хвост мелькал перед единственным глазом божества, напоминая о маленьких ярких птичках, которых всевидящий глаз его наблюдал на поверхности.
Он твой, решил наконец-то противник. Мне пора идти. Я хочу… попрощаться.
Взмахнув напоследок своим тоненьким хвостом, он умчался, оставив древнее божество в одиночестве. Рекуай вздохнул еще раз, наслаждаясь звуком треска камней. Так продолжалось из века в век — противник его приводил в их дом новых людей, которые могли стать хранителями для Древа и его храма, а Рекуай век за веком пытался не дать этому произойти, потому что люди с каждым разом становились все более грязными и тщеславными, и желали лишь злата и смерти.
Но эти, кажется, жаждали лишь свободы. Пусть идут.
Рекуай закрыл свой единственный глаз и погрузился в глубокий сон, который не прервется до тех пор, пока новые люди не ступят на его территорию.
========== Глава 28 ==========
На поверхности царила ночь.
Воздух был упоительно сладким, слаще, чем марципановые конфеты — с легкой примесью влажной свежести от озера, с мягкой травянистой ноткой, которую невозможно уловить, если проводишь под солнцем каждый день.
Небо над головой было похоже на бархат, расшитый мелкими бриллиантами звезд, такой прекрасный, что на глаза непроизвольно наворачивались слезы.
Или это от осознания собственной свободы?
Джесси запрокинула голову, испугав этим движением Джеймса, который все еще держал ее на руках. Заметив слезы в уголках ее глаз, друг улыбнулся, чуть крепче сжимая руки, чтобы показать, как он понимает эти чувства.
Джесси осторожно прислонилась лбом к влажной ткани футболки у него под ключицами. Сердце Джеймса билось размеренно и спокойно, и это был самый лучший звук, который она слышала за последнее время.
Она вдруг вспомнила, почему в свое время вступила в команду Р и почему так долго не уходила из нее. Все это — безграничное небо, доступное тебе, воздух, более пьянящий, чем дорогие вина, приглушенное биение сердца человека, которому можно все рассказать и который поймет все твои странности…
Сейчас ей не хватало только низкого урчания Мяута под ногами.
— Джесси… — шепот Джеймса пощекотал ей макушку.
Остин лениво промычала что-то вопросительное, и тут же вскрикнула от неожиданности, потому что Морган слегка подбросил ее на руках, позволяя увидеть что-то за его плечом.
Она крепче вцепилась в едва заметно дрожащие плечи и уже собиралась гневно отчитать Джеймса за такое халатное отношение к раненной напарнице, но тут она увидела то, что ей хотели показать, и слова застряли в горле.
Из пещеры выходили уцелевшие члены экспедиции, осторожно, по двое или трое, держась за руки, чтобы не рухнуть на землю от истощения и переутомления. Солдаты, прибывшие по приказу Аманды Смит, выводили агентов команды Р, закованных в наручники. Одного из них, молодого светловолосого парня, поддерживал Эш и, как и положено настоящему положительному герою, говорил что-то подбадривающее и даже, насколько могла понять Джесси, благодарное. Но все это было не то, что Джеймс хотел ей продемонстрировать.
Мелисса застыла у самой границы пещеры как изваяние. Сначала могло создаться впечатление, что она просто не в состоянии сделать шаг вперед, будто какая-то невидимая преграда мешает ей пройти. Но уже через секунду Джесси поняла, что все преграды, не позволяющие сделать ни единого шага, находятся у матери в голове.
— Поставь меня, — уверенно приказала она Джеймсу.
— Ты не дойдешь сама.
— Тогда помоги мне.
Джеймс тяжело вздохнул, но послушно опустил ее ноги на землю, осторожно, словно в каждый момент ожидал, что колени у девушки подкосятся и она упадет.
Джесси сдержала стон, когда ей пришлось опереться на раненую ногу. Противное ощущение чужеродного металла в теле мешало сосредоточиться на чем-то еще, но перед глазами у нее все еще стояла Мелисса, испуганная и растерянная. Забавно получалось — пока Джесси была малышкой, ее мама учила ее быть храброй и не бояться чего-то нового. А теперь, двадцать лет спустя, все происходит совсем наоборот.
Джеймс, как и полагается понимающему человеку, осторожно подвел Джесси к матери, а после этого ушел так бесшумно и незаметно, словно растворился в окружающем пейзаже.
— В чем дело? — перешла к делу Джесси.
Она тут же отругала себя — вопрос прозвучал слишком резко, почти как обвинение.
Мелисса вздрогнула, подняв глаза, и попыталась улыбнуться.
— Я… это просто все так… даже не знаю. Как твоя нога?
— Не увиливай от темы, — нахмурилась Джесси.
Самые страшные ее предположения, казалось, вот-вот сбудутся. Мелисса, которая большую часть жизни провела здесь, под землей, с людьми, которые возносили ее словно богиню, вовсе не намеревалась покинуть место, ставшее для нее родным. Даже ради собственной дочери. Джесси злилась на нее, но, к собственному ужасу, понимала. Менять привычный уклад жизни на прыжок в неизвестность — задача непростая. И самое первое желание — это забиться в угол, спрятаться от всех и сделать попытку стать невидимкой, чтобы никто не посмел обвинить тебя за принятое решение. Именно это испытала сама Джесси, когда после стольких лет столкнулась со старым напарником, предложившим невиданную авантюру.
Но почему-то — и от этого так больно кольнуло сердце — Джесси считала, что для Мелиссы все будет по-другому. Что, едва обретя потерянную дочь, она будет готова последовать за ней на край света.
Мелисса набрала в грудь воздуха и медленно выдохнула, собираясь с мыслями.
— Я не знаю, что делать. Им нужна помощь, — она неопределенно махнула рукой себе за спину, где, сгрудившись дрожащей
