Она сказала это небрежным, почти безразличным тоном, поэтому я не поспешил за пожилым спутником, а остался стоять, словно потерявшийся ребенок, в чуждом каменном зале. Мои слова могут показаться странными – в конце концов, я провел здесь уже несколько недель и много раз был в том самом месте, но по-прежнему не мог поверить во все это. Неведомая архитектура давила на меня, не только на сознание, но и на мои гены. Возросшая тяжесть собственной смертности ярмом повисла на мне, когда я думал о возрасте этих развалин, почти в тысячу раз большем, чем время существования человеческой цивилизации. Как они выглядели, эти древние строители и боги? Были ли они могущественней нас? Великая сила, оседлавшая звезды в эпоху их огненной молодости. Или слабее? Они колонизировали меньше миров, чем люди, и, похоже, не терраформировали ни одного. Возможно, они были просто первыми, но вовсе не великими.
Легкий ветерок, внезапно подувший в затылок и взъерошивший длинные волосы, заставил меня обернуться. За моей спиной открывался широкий проход, вдоль его стены тянулась светящаяся зеленая лента. Я нахмурился и, решив оставить Валку и Эломаса за их исследованиями, шагнул под арку в проход с округлыми стенами. Пол изгибался подо мной, поскольку это был не коридор, а скорее труба, и я шлепал по не успевшей высохнуть морской воде на ее дне. Раньше мне не приходилось здесь ходить, так что я двигался осторожно, водя из стороны в сторону лучом фонарика, который разрезал глубокими тенями анаглифы, покрывавшие все стены. Круги разного размера соприкасались один с другим, как сросшиеся мыльные пузыри. Они свивались в петли над головой и под ногами, и я оказался внутри трубчатого канала, погруженного в темноту. Выгравированные круги, выпуклые и углубленные, покрывали каменную поверхность.
Вспомнив правила безопасности, которые вдалбливал в меня Эломас во время нашей остановки в Глубинном Источнике, я крикнул остальным, сообщая, где нахожусь. Дождавшись ответа, достал из кармана светосферу и двинулся дальше. Зажав фонарь в зубах, я вскрыл пломбу и встряхнул устройство, чтобы активировать источник света и крохотный репульсор Ройса. Затем осторожно бросил сферу в коридор, проследил, как она пролетела несколько метров и остановилась, зависнув в воздухе. Памятуя о холодной воде на дне тоннеля, я пошел вдоль стены, касаясь пальцами черного камня и чувствуя гребни и борозды, вырезанные Тихими неисчислимые века назад.
За несколько минут неторопливой ходьбы я добрался до места, где моя светосфера замедлила полет и повисла в неподвижности. Схватив шар, я снова бросил его вперед, проверяя, нет ли на пути ловушек. Я повторял это упражнение через каждые две минуты, продвигаясь дальше по коридору. Но после шестого повторения решил повернуть назад.
И замер на месте.
Там, где я только что прошел, в стене зияла трещина, такая широкая, что в нее мог боком пролезть человек. Долгое мгновение я простоял совершенно неподвижно, уверенный, что не видел ее, когда проходил здесь в первый раз. Весь тоннель был чуть больше двух метров в ширину. Я не мог пропустить ее, клянусь всем своим опытом. Хлюпнув ботинком по воде, я нагнулся, чтобы поднять светосферу, а потом нерешительно направился к трещине. Всмотрелся в нее, держа светильники в обеих руках, и понял, что это вовсе не трещина.
Это был проход. Чистые глянцевые стены, не изрезанные анаглифами, отражали свет резкой белой рябью на черном камне. Это не было похоже на усталостный излом, а скорее на изначальный элемент постройки. Как я мог пропустить его? Я направил луч фонарика в проход и заметил в глубине зал и что-то наподобие лестницы. Странно, за все проведенное в Калагахе время мне не попадалось ни одной лестницы, за исключением той, что вела к развалинам. Я проскользнул в щель и огляделся. Слабый луч фонаря не смог дотянуться до потолка. Я тщательно изучил голограммы Валки и поэтому знал, что мы находились в этот момент не глубже, чем в ста футах под землей. Однако этот мрак казался мне провалом в вечную тьму беззвездного космоса, разверзшуюся над головой. Охваченный любопытством, я подбросил сферу вверх, чтобы получить больше света, хотя и понимал, что не смогу вернуть ее назад. Она поднялась выше, озарив золотисто-белым светом трапецеидальное помещение, в котором я очутился. Сияющее око уплывало все дальше и дальше от меня – и не останавливалось. Расстроившись еще сильней, я стоял и рассматривал то, что можно было рассмотреть.
Здесь была лестница, но всего в три ступеньки, и вела она к возвышению перед… изображением на дальней стене. Я успел лишь мельком взглянуть на него, потому что через мгновение светосфера погасла и упала на пол где-то в четырех метрах от меня. Вышла из строя. Такого не должно было случиться – эти сферы могли гореть несколько дней подряд, даже в бездонной темноте.
– Валка! – крикнул я. – Сэр Эломас! Вы это видели?
Я смущенно замолчал, решив, что они не слышат меня.
– Разумеется, они это видели, Марло, – пробормотал я, оглядываясь через плечо. – Они ведь давно работают здесь.
Я разговаривал сам с собой – а это всегда дурной признак. Но я должен был снова взглянуть на него. Хотя бы одно мгновение. Мой фонарик продолжал работать, и я развернул его к изображению на стене. Но даже расширив световой конус до предела, не смог охватить весь символ, высотой в пять футов.
Это тоже был круг, но он отличался от других тем, что не имел по краям никаких ответвлений, геометрических фигур или дуг. Ровный круг, за исключением одного луча, разрывавшего окружность в нижней части и переходившего в клин ближе к полу. Я направился к нему. На мгновение мне почудились шаги, и я решил, что Валка и Эломас пришли за мной, но, обернувшись, никого не увидел. Свет фонарика отражался от черного камня так, словно шел из его глубины, и я увидел свое собственное отражение, слабый, призрачный силуэт. Поднявшись по ступенькам на возвышение, я протянул руку и погладил вырезанный на стене луч. Внутри конуса ровная каменная поверхность была выдолблена на два дюйма, и я почувствовал кончиками пальцев, какая она шершавая.
Казалось, я сейчас увижу древнего строителя с его резцом, настолько четким и незатертым был рисунок на стене. Меня поразило, что весь зал был совершенно сухим. Не осушенным, как трубообразный коридор, а именно сухим, словно морская вода никогда не попадала в него. Мое дыхание затуманило воздух, и он побелел, как курящиеся благовония в храме. Как могли мы вообще думать, что одни во Вселенной? Как могли считать себя ее князьями? Какое древнее высокомерие вызвало
