Как сама резьба, так и ее значение – значение всех этих странных камней – принижало нас всех. Еще один мой выдох замерз в воздухе, и я внезапно ощутил, как холод пробирает меня до костей. Я подумал, что слишком задержался здесь, и уже собрался вернуться к своим спутникам, как вдруг уловил краем глаза какое-то движение, или же мне просто показалось. Там никого не было. Только мое отражение. Холод завладел мной, такой же резкий и пронизывающий, как в тот первый вечер, когда я стоял на ступеньках перед входом, словно кто-то пробил ледяным шипом мою ладонь, чтобы распять. На мгновение все мысли покинули меня, даже инстинктивное побуждение отдернуть руку от стены.
Мое отражение на стене шевельнулось, ожило. Оно смотрело на меня, но глаза у него были не лиловые, как мои, а совершенно, поразительно зеленые. Хотя я и не мог сдвинуться с места, оно протянуло другую руку ко мне, и меня волной омыл холод, просачиваясь в самые глубины моей души. Боль обожгла мою плоть, не раскаленно-белая, а голубая, такая мучительная, что я даже забыл вскрикнуть, такая кратковременная, что я опоздал это сделать, хотя и понимал, что мое сердце может остановиться.
Зеленые глаза уставились на меня, и мне почудилось, что его рука прикоснулась к моей прижатой к камню ладони. Я попытался закричать, но не смог раскрыть рот. Колени мои подогнулись, но я не упал. Эти глаза. Эти ужасные зеленые глаза смотрели на меня с моего лица – если это было мое лицо. Я ничего не видел вокруг, кроме них. Они наполнили собой всю Вселенную, стали Вселенной, а за ними и сквозь них я видел бесчисленные звезды. Звезды рассыпались, как тлеющие угли, а затем гасли – все, кроме одной. И я летел к ней, к городу, чьи шпили и колокольни напоминали замок на моей родине, но все здания выглядели странно. Я слышал громкий вой, напоминающий плач младенца, стоя под сводами величественной часовни. Среди разбитых статуй находилась колыбель, я приблизился к ней, но внутри не было ничего, кроме пустоты. Изображение распалось, и я полетел назад сквозь густой туман. Когда он рассеялся, я увидел огромный корабль, уставленный статуями людей, богов и дьяволов. Он растянулся через все небо, поглотив россыпи звезд.
И еще я увидел сьельсинов, выстроившихся в шеренгу посреди черноты космоса, марширующих сквозь ночь. Как ярко сверкали их копья! А песня их была подобна грозной вспышке молнии. Там, где они проходили, звезды падали вниз, а планеты легким дымом поднимались кверху. Я заметил, что один из них был больше остальных. В серебряной короне, с серебряной инкрустацией на черном доспехе, глаза его были ужасны, а позади него горели миры. Огромный корабль со статуями заслонил собой армию Бледных и погрузился в ближайшую звезду, словно опустившийся нож.
Свет.
Он ослепил меня, хотя за этой яркостью я угадывал чье-то присутствие. Невидимые фигуры двигались, не отбрасывая теней. Я снова попытался закричать, но забыл все слова. Я ничего не чувствовал, ничего не слышал. Ничего не понимал.
За исключением трех слов.
«Так должно быть».
Я упал с возвышения рухнувшей башней и заскользил по гладкому полу, словно бы меня отшвырнули. Все тело болело от воспоминания о страшном холоде, хотя само ощущение уже полностью исчезло. Я застонал и сел, дрожа, словно опавший лист, кровь молотом стучала в моих венах. Я в ужасе выбросил фонарь и пополз по холодным камням в поисках укрытия, словно испуганное животное, выпущенное на арену, чтобы выманить аждарха или льва.
– Валка! – закричал я, от боли и потрясения совсем позабыв об Эломасе. – Валка!
Я должен был рассказать ей, рассказать о том, что увидел.
Ее не оказалось в этом лесе колонн, и Эломаса тоже, и, хотя теперь я звал обоих, они не откликнулись. Не было их и в том помещении с резным куполом, где стоял на треножнике гравитометр. Я заглянул в несколько боковых проходов, то и дело выкрикивая имена своих спутников и следуя вдоль светящихся лент или за горящими сферами, пока не потерял уверенность в том, что найду их. Тогда я решил вернуться на поверхность и двинулся по наклонному коридору к дневному свету. После долгого пребывания под землей он ослепил меня, и я стоял под слабым южным солнцем, вспоминая о недавнем холоде.
– Где вы пропадали, дьявол вас побери?
Я обернулся и увидел Валку, спешащую ко мне по песчаному дну ущелья, ее темно-рыжие волосы развевались на ветру. По мере приближения она все увеличивала скорость, а потом с резким скрежетом остановилась в нескольких футах от меня. Я попытался заговорить с ней, но она ударила меня кулаком в плечо.
– Я уже думала, что вы упали в скважину и сломали себе шею! Эломас ушел, чтобы отправить волну в Глубинный Источник и вызвать поисковую партию!
– О чем это вы говорите? – удивленно заморгал я.
Но Валка, казалось, не слышала меня.
– Вы понимаете, что сделал бы граф, если бы мы позволили вам погибнуть здесь?
В волнении она разглаживала пальцами свои спутанные волосы.
Я из предосторожности отошел на шаг от доктора и успокаивающе поднял руки:
– Да о чем это вы? Я отсутствовал не больше двадцати минут.
У нее отвисла челюсть, и мне оставалось только смотреть на эту женщину, когда она наконец заговорила:
– Адриан, вас не было шесть часов.
Я застыл в изумлении. Все возражения умерли у меня на губах, когда я взглянул на небо. Закатное солнце уже скрылось за стеной ущелья. Я покачал головой и пробормотал несколько бессвязных слов:
– Это не… Там была комната, в стороне от круглого коридора, и я…
Что я должен был сказать? В памяти опять зашевелилось мое отражение в черном камне, двигающееся само по себе.
«Так должно быть».
Я никогда еще не видел Валку такой хмурой.
– Адриан, рядом с этим тоннелем нет никакой комнаты.
– Что?
– Это проход в восточный комплекс. Там нет ответвлений.
– Есть, – покачал я опять головой, – оно там было.
И я поведал ей о большом символе над возвышением и узком проходе к нему. Валка помрачнела, подтверждая мои худшие опасения. Об остальном – голосе и моем видении – я решил умолчать, по крайней мере, на какое-то время. Я все еще был потрясен воспоминанием об этом. Тонкая жесткая линия прочертила лоб Валки между бровей, и я оборвал свой рассказ:
– Должно быть, вы прошли мимо меня.
Валка негодующе раздула ноздри:
– Прошли мимо…
Она замолчала и отвернулась.
Я опустил глаза, обдумывая ситуацию. Она испугалась за меня? Беспокоилась обо мне? Значит, ее действия продиктованы страхом? Может быть, она все еще боится? Я не хотел лгать Валке. Я помнил все, что видел: загадочный проход, слишком
