такими путями, которые испокон веков закрыты для обычного человеческого сознания, навстречу мыслям гигантского существа, лежавшего в нескольких милях к северу отсюда на морском дне. Разговор между ними был беззвучным, но, когда мысленный голос этого существа раздавался в голове человека, ему казалось, что сама природа сжимается под ударами невидимого титанического кулака.
То, что он ощущал в своем сознании, были не слова и даже не понятия, свойственные человеческому языку или другому средству человеческого общения. Да и те звуки, которые человек издавал время от времени, не имели ничего общего с говорением. То, что «слышал» человек, было вереницей изображений, видений, чувств, суровых, отдаваемых с чудовищной гипнотической силой приказов и еще каких-то элементов коммуникации, таких же неимоверных, каким было и само существо, их применяющее. Оно кануло в лету два миллиарда лет тому назад вместе с цивилизацией, использовавшей такие средства общения. Рассудок человека, его собственная — человеческая — фантазия помогали ему преобразовывать этот немыслимый информационный поток в слова и понятия, доступные человеческому сознанию. Но это были всего лишь частички информационного потока, слабая тень той духовной мощи, которой обладало гигантское существо. Если бы человек попытался воспринять всю эту информацию, его сознание просто разрушилось бы, как разбивается тонкое стекло под ударом кулака великана. Человек уже многое узнал об этом существе и той цивилизации, к которой оно принадлежало, и то, что он узнал, поразило его. Голос существа (точнее, это был не голос, а то, что сознанию человека удавалось воспринять из потока информации) был полон — хотя это было слабо различимо — всевозможными эмоциями, такими как ненависть, гнев, нетерпение, жадность, презрение. Больше всего было презрения. Да, он уже много узнал о ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТАХ за эти три дня, в течение которых ему довелось общаться с Йог-Сотхотхом — одним из семи могущественных существ. Быть может, это было впервые, чтобы один из ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТОВ разговаривал непосредственно с человеком. Однако, несомненно, это был и первый случай, когда один из ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТОВ обращался к помощи человека. Человек уже задумывался над тем, каково было для этого существа пытаться наладить сотрудничество с тем, к кому оно — кроме откровенного презрения и своего рода любопытства исследователя — не испытывало ничего, кроме ненависти. Однако эти размышления ни к чему не привели. Человек знал лишь то, что Йог-Сотхотх дрожал от нетерпения. После многих сотен миллионов лет ожидания последние несколько дней все равно показались существу вечностью. Но, тем не менее, в излучаемом им потоке информации чувствовалось необычайное спокойствие и сдержанность. Те духовные путы, которыми были охвачены мысли человека и которые превращали его в марионетку, были просто средством достижения цели. Они, хотя и подавляли его волю, но все-таки оставляли ему некоторую свободу в принятии решений. Йог-Сотхотх был безжалостным существом — своего рода богом зла и уничтожения — но его безжалостность скорее была сродни бесстрастности фанатичного ученого, который без каких-либо угрызений совести мог сеять смерть и разрушения, лишь бы только способствовать достижению своих целей.
Долго, очень долго и совершенно бездвижно стоял человек у берега моря, внимая беззвучным приказам своего господина. Как только он вышел из транса, он тут же изменился, и не только внутренне. Человек, который пришел сюда несколько дней назад, был Стивеном Махоуни, жителем Дернесса, считавшимся пропавшим без вести. Тот же, кто уходил отсюда размеренными шагами в восточном направлении, был уже Родериком Андарой.
Колдун вернулся.
Кабачок оказался маленьким и просто забитым посетителями. Воздух в нем был таким спертым, что Говард, достав сигару, даже забыл ее прикурить. Рольф, работая своими широкими плечами и раздавая локтями толчки направо и налево, проложил нам путь к стойке. После уличного холода внутри кабачка показалось даже жарко. Бокалы, тут же поставленные хозяином заведения перед нами на протертую стойку, были заполнены едва до половины, но пиво было свежим и вкусным, а из кухни, дверь в которую была приоткрыта, кроме звона посуды и гула голосов доносились такие запахи, от которых у меня потекли слюнки.
— Ты голоден? — спросил Говард, заметив мой страждущий взгляд.
Я кивнул, и Говард тут же наклонился вперед и поманил пальцем хозяина заведения. Но, хотя тот явно заметил жест Говарда, последнему пришлось еще долго жестикулировать и звать хозяина, прежде чем тот соизволил повернуться и — очень медленно — подойти к нам.
— Что такое?
Говард указал пальцем на дверь кухни.
— Мы хотели бы перекусить, — сказал он. — Нельзя ли подать нам что-нибудь из того, чем так славно пахнет из вашей кухни, почтенный человек?
— Если всей этой своей запутанной болтовней вы хотели спросить, есть ли тут что-нибудь пожевать, то мой ответ — «да», — пробурчал хозяин.
Его свиные глазки уставились на Говарда со смешанным выражением неприязни и алчности. Я уже не раз замечал, как недружелюбно относятся жители Дернесса к приезжим. Они охотно брали у них деньги, но при этом даже и не пытались скрыть, что в глубине души презирают приезжих. Хозяин этого заведения — оно нашивалось «Белый дракон» — явно не был исключением. Я невольно усмехнулся, припомнив название заведения и взглянув при этом на его хозяина. «Грязный гном» было бы, пожалуй, более подходящим названием.
— Именно это я и имею в виду, — сказал Говард, все еще дружелюбным тоном. — А что у вас, уважаемый, есть в меню?
— Различные виды рыбы — рыба и еще раз рыба, — буркнул хозяин и криво ухмыльнулся. — Хотя, если вам не нравится рыба, вы можете еще заказать рыбу.
Говард подумал несколько секунд.
— Тогда мы берем рыбу, — сказал он серьезно. — Может быть… — он замолчал, приподнялся на цыпочки, чтобы посмотреть через головы посетителей, и указал на небольшой стол в глубине помещения, возле которого три стула были свободны. — Вы будете так любезны и накроете нам вон там?
Хозяин громко сглотнул.
— Рыбу? — на всякий случай переспросил он.
— Именно, — ответил Рольф вместо Говарда. — Четыре порции. И желательно побыстрей, хорошо?
Я с трудом удержался от злорадного смеха, быстренько опустошил свой бокал и жестом попросил хозяина снова наполнить его. Затем я последовал за Говардом и Рольфом, которые уже пошли к облюбованному Говардом столу. Четвертый стул, стоявший у стола, был занят. Расположившийся на нем мужчина был весьма широкоплечим и — насколько можно было судить по сидящему человеку — не менее высоким, чем Рольф. Его туловище наклонилось вперед, а глаза были полузакрыты. Он подпирал подбородок кулаком, но его голова все время норовила соскользнуть с него. Всем стало понятно, что незнакомец изо всех сил пытается не заснуть. Похоже, он был сильно пьян.
— Позволите? — спросил Говард и указал тростью на три свободных стула.
Мужчина поднял глаза, моргнул и что-то пробурчал. Говард принял это бурчание за знак согласия и тут же присел на один из стульев. Рольф тоже уселся на свободный стул, а за ним — после некоторого колебания — и я. Говард громко вздохнул, положил шляпу и трость перед собой на стол и достал из нагрудного кармана сигару, а Рольф тем временем одним глотком опустошил свой бокал и со стуком поставил его на стол. Сидящий напротив нас мужчина вздрогнул, заморгал, а затем, что-то пробурчав, снова закрыл глаза.
Тем не менее, мне показалось, что он лишь притворялся, что дремлет. Его глаза были слегка приоткрыты, а взгляд казался ясным и осмысленным. Он не был ни пьяным, ни усталым. Я попытался наступить под столом на ногу Говарду, чтобы предупредить его, но вместо этого наступил на ногу Рольфу. Говард ухмыльнулся, затянулся сигарой и облачко пахучего табачного дыма скрыло его лицо.
Мы говорили о всякой ерунде, пока, наконец, хозяин заведения не принес заказанное мной пиво. Бокал снова был заполнен лишь наполовину.
— Прекрасно, — сказал Говард. — Принесите еще пива — мне и моему другу. И вот этому господину тоже, — он указал на сидящего напротив нас мужчину и улыбнулся. — Как компенсацию за то, что ему приходится терпеть нашу компанию.
