На негнущихся ногах, она добралась до каморы, где почивали Лисбет и новая прачка. Растолкав крепко спящих девок, кухарка путано изложила суть дела, заключив:
— Идёмте готовить суп.
Рябая, к этому моменту окончательно проснувшись, жалась к Фионе, выглядевшей не очень напуганной:
— Я не пойду.
Рыбка, почесав затылок, протяжно вздохнула:
— Хочешь, чтобы голодная неупокоенная душа сюда наведалась? Я пойду. Хоть и не знала вашу бывшую хозяйку, но думаю, мне такое благодеяние на том свете зачтётся.
— Не-не, — подхватилась Лисбет, — и мне пусть зачтётся. — Беспрерывно крестилась. — Я любила покойную госпожу.
Стряпуха от них не отставала, но участия в готовке не принимала. Сидела и дрожала, не сводя с двери настороженного взора.
— Как думаешь, — шептала Фиона, склонившись к Лисбет, помогая раздувать огонь в камине и кивая на Гретель, — она придумала про дух вашей прежней хозяйки? Сама супчика захотела?
— Да кто её знает, — надувая щёки, хлопала белёсыми ресницами Рябая. — Она побаивалась прежней хозяйки. Та строгая была, но справедливая. Если б не… — Замолчала, горестно вздыхая.
— А что с ней стало, с вашей хозяйкой? От чего упокоилась?
— Говорили, что сбежала с женихом, а по дороге на них напали и всех убили. Только Амали, её служанка, вдруг после всего этого попросила расчёт и съехала в Штрассбурх. Говорят, жених нынешней хозяйки пристроил её прислугой в дом к торговцу мясом. С чего бы это, а? Видели её на рынке как-то. Очень довольна.
— А что ж дух неупокоенным бродит? Не по-людски как-то, — вызнавала ведунья, проявляя неподдельный интерес, выбивая яйца в миску.
— Ох, говорят, что нечисто дело было. Её ведь в завёрнутом саване схоронили. С лицом что-то было. — Лисбет закрыла рот ладонью, округлив очи. Замотала головой: — Не-не, я не могу такое рассказывать. Вот она и бродит теперь, убийц ищет.
— Здесь? Почему здесь ищет?
— Не-не, — отмахивалась Рябая, наблюдая за закипающим молоком в котле. — Если, в самом деле, это неупокоенный дух госпожи Вэлэри бродит, я возьму расчёт. Она всех тут передавит. Видишь, силы копит, снеди просит.
— Проверять будем? — шептала Фиона.
— Кого? — обомлела девка.
— Как кого? Кто за супом придёт.
— А ты, что, не боишься?
— Так меня здесь не было. Я её не знаю, она — меня. А ты всё знаешь. Верно?
Вместо ответа Лисбет, закрыв рот руками, содрогаясь всем телом, сдерживала стон, тараща глаза на кухарку. Та, сгорбившись, приклеившись взором к двери, облокотившись на стол, застыла могильным изваянием.
— Значит, Рябая что-то знает? — посерьёзнела Наташа.
— Мне тоже так показалось, — шепелявила Фиона, допивая супчик и вытрясая в рот оставшиеся клёцки.
Когда все уснули, и на соседнем — пустующем до этого — ложе засопела кухарка, не пожелавшая одна спать в своей каморе, прачка вернулась в кухню.
В очаге догорали дрова, тускло освещая часть помещения. На столе, на самом видном месте стоял большой котелок с ещё тёплым супом. Две ватрушки, неизвестно откуда взявшиеся, лежали рядом на тарелочке. Наверное, Гретель, желая угодить Привидению, извлекла булочки из личного неприкосновенного запаса.
Перелив суп из котелка в кувшин, и прихватив сдобу, Рыбка выбежала из кухни. В том, что за ней никто не следил, она была уверена.
— Ты там намекни Маргарет, чтобы она задобрила Привидение. Его каждую ночь нужно подкармливать. И повкуснее. А то меня уже мутит от пресной капусты.
— Да, — оглянулась ведунья у двери, — а что за огненная дубина была в ваших руках? Повариха плакала, что вы её этой штукой чуть не вогнали в пол.
Пфальцграфиня, хитро щурясь, пожала плечами: «У страха глаза велики».
* * *— Хозяйка, вы здоровы? — Хенрике бочком втиснулась в покой своей любимицы. Встретившись с её вопросительным сонным взором, продолжила: — Катрин к вам два раза заглядывала.
Эрмелинда, сладко потягиваясь, подскочила:
— Что? — Убирала с лица нависшие волосы. — Он приехал?! — Остатки сна мгновенно улетучились.
— Вы о ком? — экономка подавала платье, осматривая его.
— Этот… — Она не договорила, последовав взором за рукой побледневшей женщины, указывающей на пол в сторону окна.
— Зачем вы… — Хенрике замолчала, натолкнувшись на непонимающий взор госпожи.
Крест, выложенный серебром на полу, казался детской игрой, проказой. Но от его вида веяло чем-то зловещим, не поддающимся объяснению, от чего стыла кровь.
— Это не я, — беззвучно прошептала дева, вперив немигающий взор в свою помощницу.
Соскочив с ложа и не добежав шаг до знака, она опустилась на корточки, упираясь руками в пол, убеждаясь, что перед ней не мираж. Взяв монету, рассмотрела:
— Серебро. — Вернулась к постели, хватая свой кошель, потряхивая им. — Моё серебро. — Сгребала монеты. — А где… — Указала пальчиком на поверхность столика. — Здесь с вечера оставалась сумочка… Её сумочка…
Экономка, наблюдая за передвижениями воспитанницы, о чём-то сосредоточенно думала.
— Надевайте, — накинула ей на голову платье. — Странно всё. В кухне Маргарет трясётся и гремит утварью, которая выпрыгивает из её дырявых рук. Я не смогла быть там. Настолько шумно и… — Обтягивала одеяние на плечах подопечной. — Неужели она говорит правду?
— Кто? Что? — Эрмелинда с опаской оглядывалась на пол, где был выложен знак. — Это ведь Катрин? Да? Зачем?
— Я сейчас… — Хенрике, бросив на ложе пояс девы, выскочила из покоя.
Хозяйка поспешила за ней. Далеко идти не пришлось.
Открыв дверь в соседнюю комнату, женщина неожиданно остановилась.
Малолетка налетела на неё сзади, протолкнув вперёд.
— Она здесь, — указала экономка на сумочку, лежащую на каминной полке.
— Ну вот, а я подумала невесть что, — Эрмелинда схватила аксессуар, расстёгивая, извлекая из неё брошь. — А это здесь зачем? Почему всё здесь? И это… — собирала разложенные на полке украшения сестры.
— Не троньте! — От угрожающего рыка наставницы, дева вздрогнула, останавливаясь и оборачиваясь к ней. — Что это? — Указывала на низкий столик у камина.
Хозяйка, бросив сумочку, вытянула шею, отступая на шаг в сторону двери.
В кувшине стояли голые коричневые прутья с обломанными концами.
— Кухарка утверждает, что ночью видела дух вашей сестры. — Хенрике, выпучив глаза, торопливо размашисто крестилась, взывая к Всевышнему. — Она у неё просила… снеди и при этом грозилась убить огненной дубиной, если её не будут кормить.
— Кого? — дева схватилась за горло. — Разве они едят?
— Не знаю, но слышала, что пьют кровь.
Эрмелинда, зацепившись за коврик, едва не упав, выбежала в коридор.
Женщина выскочила следом, захлопывая дверь в покой убиенной.
— Дайте ей всё, что она хочет и пусть убирается! — Малолетка в полуобморочном
