Что дальше? Не будет же служанка постоянно в кабинете? Или будет? Ну, не повезёт девушке спрятаться и подслушать хозяев положения… Она не расстроится.
Бесшумно проникнув в соседний гостевой покой, оставила в двери щель, подсматривая.
Ей везло.
Лисбет, поелозив по полу у очага мокрой тряпкой и закинув её в ведро, прошла в конец коридора в нужник.
Наташа, зная о неторопливости прислуги, всё же поспешила в кабинет, сиганув в погружённый во тьму пыльный угол за креслом. Однажды, во время грозы, ей невольно пришлось им воспользоваться. Тогда её долго не могли найти. Зажав нос, чихнула в ладошку. Сквозило. Жаль, что нельзя стянуть с кресла плед. Подтянув колени к подбородку, сыщица, закрыв глаза, чутко прислушивалась, вздрагивая от малейшего резкого звука.
Рябая ещё долго колдовала у камина в ожидании, когда займутся огнём дрова.
Девушке была видна её оттопыренная округлая попка и грязные пятки, мелькающие из-под испачканной юбки.
— Всё? — Услышала она знакомый голос.
Вспомнилась ночь, горячий поцелуй Рыжего и розовая сорочка воровки. В голове зазвучала мелодия песни в исполнении Гальцева: «А где-то в Крыму девушка в розовом сарафане…»
Вместо ответа послышалась возня, стук ведра и торопливые удаляющиеся шаги служанки.
Захлопнулась дверь.
Всё стихло.
Тепло, идущее от камина, приятно согревало. Горьковатый запах дымка щекотал ноздри. Пфальцграфиня расслабилась, скатываясь в ленивую дрёму.
Дверь отворилась, впуская поток холодного воздуха и шум шагов, сопровождаемый шуршанием ткани. Звуки утонули в ворсистом толстом ковре.
Наташа встрепенулась, настораживаясь, подглядывая за происходящим.
Хенрике, усадив Эрмелинду за стол на хозяйское место, погладила её плечи:
— Не волнуйтесь, моя девочка, всё будет хорошо, — переместилась в сторону камина, становясь спиной к огню.
— Я его боюсь, — малолетка нервно облизала губы.
— Мы что-нибудь придумаем, — уверила её экономка.
— Что? Мне кажется, добром всё это не кончится. У меня плохое предчувствие.
— Ну-ну, — женщина вернулась к хозяйке, наклоняясь к ней и кладя ладонь на плечо, поглаживая. — Есть множество способов укротить любого мужчину.
— Когда он смотрит на меня, мне становится страшно. Кажется, что он читает в моей душе.
— Я помогу вам преодолеть робость…
Женщины, видимо, продолжали ранее начатый разговор. Сыщица недоумевала. Ей всегда казалось, что младшая сестра доброжелательно и с симпатией относится к Вилли и ничуть его не боится. Значит ли это, что за последний месяц произошло что-то важное, что круто изменило её отношение к нему?
Ворвавшийся воздушный вихрь возвестил о прибытии нового лица.
Эрмелинда от неожиданности подпрыгнула, оседая назад, крестясь и беззвучно шепча молитву.
Тяжёлые шаги заглушил ворс ковра.
Вилли, молча облобызав ручки женщин, опустился на стул у стола.
В открытую дверь торопливо прошла Минна с подносом. Поставив его на стол, спросила:
— Что-нибудь ещё, хозяйка?
Получив отмашку от Хенрике, выскользнула за дверь, прикрыв её.
Купец жадно поглощал вино из кубка. Отблески огня играли на его красном потном лице. Наташе показалось, что за это время оно ещё больше округлилось, как и его живот.
— Что-нибудь узнали? — Экономка уселась на стул напротив торговца.
— Да, мой человек объяснил, что должен прибыть нотар из Аугуста. Он засвидетельствует смерть пфальцграфа и старшей наследницы, а так же пояснит вопрос о наследовании.
— С этим ведь не будет проблем? — голос Злыдни был ровным и твёрдым.
— Думаю, нет. Состояние смерти устанавливал Вилхелм Гофман. Свидетельство вашего управляющего, безусловно, зачтётся в обоих случаях. Я — не последнее лицо, и вы, Хенрике, тоже. Где сейчас герр Штольц? — Вилли придвинул кувшин с вином.
— Они с писарем, господином Шрабером, отбыли для сбора подати. Это займёт несколько дней. А когда ожидается прибытие нотара?
— Думаю, через неделю. Или чуть раньше раньше. Плохо другое, — шумно выдохнул купец.
Послышался звук заполняемого вином кубка. Острый запах пирога с капустой просочился в угол, где сидела подслушивающая.
Бледная Эрмелинда следила за каждым движением жениха:
— Вы уже знаете?
— О чём? — жуя, прогундосил Хартман.
— Сегодня утром прибыл гонец с требованием никуда не выезжать и ждать прибытия его хозяина.
— Вот. — Экономка дотянулась до шкатулки на углу стола и, открыв крышку, извлекла из неё свиток, передавая купцу.
Пфальцграфиня не понимала, о чьём визите идёт речь и сейчас сожалела, что ей не пришла в голову мысль осмотреть ларец. Зато поняла другое: младшая сестра через неделю вступит в права наследования. Всё будет разыграно, как по нотам.
— Вот как, — насупился Вилли, изучая пергамент и бросая на стол. — Ничего страшного. Я о другом. Вам, — вывернулся к Эрмелинде, — будет назначен попечитель.
— Кто? — в единый звук слились два голоса: один — дрожащий и писклявый, другой — вызывающе-грубый.
— Не знаю… Кто угодно! — В возгласе Хартмана сквозило раздражение.
— А вы не можете предложить себя? — Хенрике подалась вперёд.
— Нет! — рявкнул торговец. Весь его вид выражал полное презрение к женщине, ненароком напомнившей ему о статусном неравенстве с его невестой.
Экономка, неожиданно прозрев, подобострастно закивала, делая вид, что ничего не поняла:
— Нотар привезёт попечителя с собой?
— Ой, — схватилась малолетка за лицо, потирая щёки, — он здесь жить будет?
— Не обязательно, — мужчина откинулся на спинку стула, всматриваясь в деву. — Но может приволочь с собой нового управляющего и несколько компаньонок для вас. Не пугайтесь. Это только до весны. В мае я переберусь сюда на правах вашего супруга. — Расслабившись, раскинулся на стуле, вытянув в проход ногу. — Вы представите меня, как большого друга семьи и своего жениха, не забыв помянуть, что ваш отец был счастлив отдать вас в мои руки и загодя дал согласие на наш союз.
Наташа видела, как согласно задёргалась макушка Злыдни над спинкой стула.
Сестра, красная и смущённая, опустив глаза на столешницу, елозила пальчиком по кромке стола.
— А что делать с этим? — Экономка трясла свитком.
— Ничего, — спокойно пробасил купец, небрежно выдёргивая из руки женщины пергамент и повернувшись к камину, не вставая со стула, прогнулся, взмахнув рукой. — Плачьте и скорбите.
Девушка отчётливо видела, как языки пламени, будто обрадовавшись неожиданному подношению, неторопливо облизывают лист, словно пробуя на вкус. Помедлив, со всем жаром огненной души накинулись на лакомство.
«Зашевелились, душегубы, — злорадствовала пфальцграфиня. — Правильно! Опекуна тебе злющего и деспотичного!» В общих чертах всё было понятно. Смущало другое: почему Эрмелинда стала бояться Вилли? Не ошибается ли Наташа на её счёт? Есть ли вероятность того, что сестра не в курсе нападения на карету и всё обстряпали Злыдня и торгаш? А колье? Такие вещи делают под заказ в единичном экземпляре. Малолетка отлично знает о его происхождении. В противном случае, лежало бы оно не в этом сейфе, а у Хартмана или Хенрике. Запугана? Пешка в чужой игре? Всё может быть.
Девушка слышала, как заговорщики покидали кабинет. Открыв настежь дверь, экономка позвала Минну, приказав убрать поднос и проследить за Лисбет, чтобы та затушила камин.
Прогорали дрова. Наташа расслабилась, жалея, что придётся покинуть тёплое местечко и проследовать в холодную неуютную комнату.
Когда всё стихло, выползла из угла, заглядывая в очаг. От сгоревшего свитка ничего не
