Он вспомнил, что пфальцграфиня не знает их грамоты. Согласно кивнул, разворачивая салфетку и извлекая румяный пирог. Поднёс к лицу, вдыхая его аромат. В монастыре кормили сытно, но просто. Выложенные следом булочки и кусочки запечённой птицы, погнали слюну:
— Как тебя встретили? Кто? — нетерпеливо жевал цыплёнка, щурясь, шумно вдыхая знакомый аппетитный запах. Её рук дело. Улыбнулся воспоминаниям.
— Сама госпожа и встретила, сопроводила в кухню, накормила, — робко улыбнулся, незаметно облизывая губы, глядя, как хозяин хватается за булочку.
Герард кивнул: «Она такая»:
— Что-нибудь спрашивала?
— Сразу же и спросила, обеспокоилась, как увидела меня. Подумала, что вы немочны.
Очередной довольный кивок.
— А пфальцграф что? Ничего не велел передать?
— Он был в отъезде. Послание забрала пфальцграфиня. Сказала, что передаст хозяину, как только тот приедет.
— Что ещё говорила?
— Так там женщина возле неё крутилась, помогала. Да и времени не было на разговоры. Я как поел, так сразу и отбыл.
— Хорошо. Завтра поедешь в Бригах. Что передать, скажу утром. Иди в трапезную, тебя покормят. Забери вот это, поделите, — завернул в салфетку гостинцы, оставляя часть пирога и круглую свежую булку, прихватывая пальцами угловатую выпечку. Она, с рисом и яблоками, была особенно хороша.
Герард, вытянувшись на узком ложе, не спеша жевал, глядя в потолок, представляя, как руки Птахи прикасались к печеву, заворачивая в салфетки, укладывали в суму. Как при скорой встрече будет обнимать свою Ташу, целовать. Чуть не подавился, чувствуя, как нарастает желание и наливаются силой мышцы рук, сводит скулы от несдерживаемой волны дрожи, ощущая прикосновение её пальцев к его телу, как она заглядывает в его лицо, оглаживает плечи, и он ответно сжимает деву в своих объятиях, трепетную, желанную.
— Уф-ф! — выдохнул, садясь на ложе, закрывая глаза, покачиваясь, усмиряя недовольно ворочающегося внутреннего зверя, сдерживая.
Как медленно тянется время ожидания.
* * *«Villa Rossen»
Эрмелинда сидела у окна, держа рамку с вышивкой. В очередной раз сделав кривой стежок, углубилась в мысли, вспоминая, как спокойно жилось до появления её сестрицы. Откуда она взялась? Зачем? Здесь её никто не ждал. Пришла и всё отняла.
Дверь распахнулась и в покои как вихрь влетела та, о которой она только что думала.
— От кого был гонец?!
Дева вскочила от неожиданности, роняя вышивку, с испугом глядя на возбуждённую Вэлэри. Лихорадочный блеск глаз, с надеждой остановившихся на её лице, выбившиеся из туго скрученного узла на затылке пряди волос, сбрасываемая с плеч запыленная накидка, — всё выказывало её нетерпение.
Малолетка вздохнула. Не успела сестра пересечь въездные ворота замка, как ей уже обо всём доложили. Разве здесь можно что-то утаить? Она и не собиралась. Было желание скрыть приезд гонца, но рассудив, что завтра-послезавтра может появиться жених-граф и обман раскроется, отбросила навязчивые мысли.
— От графа фон Бригахбурга, — опустилась на скамью, поднимая рамку.
— Дальше, — подгоняла Наташа.
— Он просил передать, что задерживается.
— Господи, Эрмелинда, быстрее… — Сложенные в молитвенном жесте руки подрагивали.
— Он находится в монастыре в Альтбризахе и ждёт там герцога Швабского. — Не утерпела, чтобы не спросить: — Он знаком с герцогом?
— Что?
Вместо того чтобы радоваться, сестра побледнела и повела себя странно. Опустилась на стул у камина и застыла в раздумье. Поникшие плечи. Отрешённый взор.
Для Наташи время остановилось. Всё-таки Герард решил поехать к герцогу по вопросу дарения рудника. Что его ждёт? Словно видела наяву, как сиятельного вяжут по рукам и ногам и бросают в зловонную яму с осклизлыми краями, кишащую паразитами и ползучими гадами.
Эрмелинда не могла понять, почему сообщение вызвало такую резкую смену настроения:
— Я спросила, знаком ли господин граф с герцогом?
— С герцогом Швабским? — Передёрнула плечами, качнув головой: — Не знаю. — Медленно приходила в себя… Не верилось, что всё может закончиться плохо. Новый герцог должен, просто обязан не устоять перед таким подношением. Герард не юнец и сумеет правильно преподнести дар, сказать нужные слова. Рано она паникует. Взбодрилась, отгоняя страшные мысли: — Если до сих пор не был знаком, то познакомится. Что ещё говорил гонец?
— Ничего. Для отца передал послание. — Она взяла с каминной полки перевязанную бумажную трубочку.
Наташа повертела её в руках: измята, испачкана. Неаккуратный гонец. Хотя, важнее то, что в ней написано:
— Я передам. — Вымученно улыбаясь, взглянула на сестру: — Если хочешь, передай сама.
Эрмелинда завертела головой, отказываясь:
— Ваш жених, вы и передавайте.
— Альтбризах? Это где? Далеко отсюда?
— День пути вверх по Рейнсу.
— Гонца хорошо встретили? Покормили, предложили отдохнуть?
— Отдыхать отказался. Торопился обратно. — Добавила: — Собрала с собой еды в дорогу. — Пусть не думает, что она не умеет обращаться с вестниками.
— Спасибо, Эрмилинда, — приблизила сестру, обнимая. — Ничего, прорвёмся. Граф решит свои дела, даст Господь, положительно, приедет сюда и всё изменится.
Малолетка, не ожидавшая такого внимания от ненавистной сестры, робко улыбаясь, ответно обняла её. Объятия показались уютными и тёплыми. Панцербрехер упёрся в бок. У неё нет такого оружия. Есть маленький кинжал для трапезы. Хотелось ложечку — так назвала Вэлэри маленький черпачок с бурштином. Не преминула воспользоваться случаем:
— А господин граф последует за герцогом с его свитой?
— Почему ты так думаешь?
— Когда герцог проезжает по землям вассалов, они могут присоединиться к нему и сопровождать до самого места следования.
Такая мысль не приходила Наташе в голову.
— В таком случае, он должен поставить меня в известность, чтобы я не волновалась. Может быть, он пишет об этом здесь? — Похлопала трубочкой по ладони.
Сестра пожала плечами, опуская взор.
* * *Вилли заявился задолго до обеда. Едва поздоровавшись с Эрмилиндой, вышедшей его приветить, передал ей небольшой низкий сосуд с медовыми орехами, испросил позволения переговорить с пфальцграфом.
Наташа, находившаяся в розовом садике, подгоняла работников, убирающих последний мусор и заканчивающих мести дорожки. Усиливался ветер. Быстро темнело. Приближался дождь.
Неделю назад после приезда из города ей удалось путём убеждений и клятвенных заверений на некоторое время отложить продажу дубовой рощи.
Девушка никогда раньше не видела ничего подобного. Роща покорила её с первого взгляда. Она ходила среди великанов, чувствуя с ними единение. Сколько птиц нашли приют в их листве? Скольких животных они прокармливают в осеннее и зимнее время? Как можно пускать под топор такую красоту? Она до хрипоты доказывала отцу, что это кощунство — уничтожать на корню такое богатство. Дубам не менее трёхсот лет, а то и больше.
Увы, цена, которую давали за срубленное дерево, была неподъёмной для неё. Отдай она всё своё золото, его хватило бы разве что на десяток великанов.
Дубы Петра Великого в Сестрорецке, 1886 год.
Художник Шишкин И.И.
Сорок дубов… Сорок титанов… Покупателя не интересовала земля. Сорок пней останется от некогда прекрасной рощи.
Надеялась, что отец проговорится, зачем ему нужны деньги. Но он уклонялся от ответа, пряча глаза, подтверждая самые худшие опасения. Она предполагала,
