Меня будто кольнуло в спину, и я оглянулся на лекаря, который как раз закончил лечение. Он разгибался, поднимаясь с колен, глядя на меня, и в глазах его горела даже не ненависть – бурлил кипящий океан ненависти! И не помешали ему многочисленные раны – Терминатор, а не шаман!
Вскинутые руки ударили струями огня – в меня и в стоящих за моей спиной воительниц, собравшихся посмотреть на эдакое зрелище, как лечение чужеземного шамана. Если бы я обернулся на секунду позже – от меня, от десятка воительниц и от нескольких сотен бывших пленников остались бы только обугленные комочки!
В этом, последнем в его жизни ударе шаман выплеснул всего себя – всю свою жизнь, всю свою силу, все свое здоровье! Откуда я это знаю? Да просто знаю, и все тут! Чувствую!
Как и то, что могу сопротивляться и умею это делать. Надо просто пожелать!
И я пожелал.
Струи огня ударили в невидимый купол и растеклись по нему ревущей полосой. Огонь бушевал секунды три, не больше, но эти секунды показались мне вечностью. Удар был такой силы, что после того, как пламя иссякло, я бессильно опустился наземь и застыл, тупо глядя туда, где сейчас лежал высохший, мумифицированный труп мятежного шамана. У меня тряслись руки, и я ужасно хотел есть и пить. А еще – я матерно ругал себя за то, что расслабился, и в результате едва не погиб сам и едва не погубил целую прорву моих людей. Заигрался, что еще сказать…
Молчание. Тишина. А потом – хохот! Яростный, довольный хохот настощей. Полковник и его заместитель радостно смеялись, показывая окружающим неприличные знаки.
– Ну что, шаман, а ведь почти получилось! Жаль, что не получилось! – Полковник просто лучился довольством. – Зато умер с честью! Весь выложился! Лучший шаман, не зря я его пригласил в экспедицию! Ну что, когда мы с тобой сразимся? Или ты еще слабоват? Зато я в силе! Разрублю тебя на кусочки! И всех вас, твари!
– Мне нужно отдохнуть, – мрачно бросил я опомнившейся Герде, силящейся что-то сказать. – Всех шаманов убивайте. Слишком опасно их держать живыми. Этим двум дайте воды. Жрать не давайте, обойдутся. А мне что-нибудь поесть… И займись похоронами людей.
Мне сунули в руки лепешку – наверное, одну из тех, которыми кормили пленников, флягу с пивом – на удивление холодным, и я побрел в сторону, к кустам, где не так давно пролежал сутки, разглядывая происходящее во вражеском лагере. Надо было укорениться, лепешки мне мало. А мясо я есть не могу. Вот так и сделаешься веганом…
* * *Отлеживался до полудня, жадно высасывая из земли жизненную энергию и необходимые мне минералы. Хорошо быть деревом! Впитываешь себе, наслаждаешься… главное, чтобы рядом не оказалось лесоруба, да всякие там кабаны не подрывали твои корни. Да чтобы засухи не было. Да чтобы ураган не свалил. Да чтобы… хмм… у деревьев, оказывается, своих проблем хватает – если хорошенько подумать. А кому сейчас легко?
Когда вернулся в лагерь, чувствовал себя великолепно. Кровь бурлила, силы распирали, ощущение – как месяц провел в каком-нибудь санатории. Нет, я никогда не был в санатории, но представляю, что отдохнувший там человек должен чувствовать себя именно так.
Меня ждали. Герда озабоченно напомнила, что сестры ждут поединков, и не только сестры, а и все спасенные люди, и спросила – не передумал ли я. Но я не передумал, о чем известил ее со всей присущей мне лаконичностью – просто мотнув головой. И тогда она сообщила, что все готово, ждали только меня, и что если я дозволяю – они начнут поединок. Я дозволил, снова красноречиво мотнув головой, и Герда подала знак воительницам, стоявшим рядом с ее противником. Тому разрезали путы на руках и ногах и отошли подальше, тут же наложив стрелы на луки и направив их на него.
Офицер (по статусу можно назвать его майором или подполковником) разминал руки и радостно скалился, обнажая крупные желтые зубы. Сейчас, обнаженный, он еще больше был похож на прародителя человека, неандертальца. Только гораздо большего размером – судя по данным археологов, или скорее палеонтологов, неандертальцы не отличались большими габаритами. Ведь предком человека была обезьяна вроде шимпанзе. Здесь же – точно горилла.
Йети! – вдруг пришло мне в голову – это йети! То, как их описывают! Так и буду называть этот народ – «йети». Никаких, к черту, «настоящих людей»! Какие они люди?! Только посмотреть на него, и все будет ясно!
Меч был воткнут в землю перед майором, тот выдернул его, прикинул на руке:
– Я предпочел бы драться моим мечом! Но в принципе и этот неплох. Ну что, жалкие твари, кто против меня?! Глупые животные!
Герда ничего не сказала. Она вышла вперед, одетая в обычные полотняные свободные штаны и такую же свободную рубаху – так, как привыкла тренироваться. В руке – стальной меч. Кинжала не взяла – ну как же, честь дороже! Противник без кинжала, значит, и ей не можно! Дура…
Противники стояли секунд пять, пристально глядя друг на друга, а потом прыгнули навстречу врагу и с лязгом скрестили клинки. Никаких тебе поклонов, никаких приветствий – бой насмерть между кровными врагами, до визга ненавидящими друг друга.
Клинки соударялись с такой скоростью, что, наверное, проследить за их полетом мог только я да толпа воительниц, каждая из которых владела мечом не хуже, а может, даже и лучше Герды. Они подбадривали свою предводительницу криками, визжали, а еще – матерились не хуже портовых грузчиков, что для юных в общем-то девиц было в высшей степени непристойно (как мне подумалось).
То, как проходил поединок, – мне не нравилось. Герда упорно норовила колоть, а не рубить, и эта ее зацикленность на отработанных годами и десятилетиями приемах боя могла привести к беде. И только я об этом подумал – плечо женщины окрасилось кровью, а майор радостно захохотал:
– Жалкая тварь! Ты даже на жаркое негодна! Жесткая старая туша!
Но Герда не отреагировала на оскорбление. Она сосредоточенно плела мечом кружево атаки и защиты, не обращая внимания на полученную рану, и я немного успокоился – значит, рана не так уж и страшна. Зацепил слегка, вот и кровит.
Вторую рану она получила секунд через пятнадцать – майор так молниеносно подался вперед, что глаз едва уследил за его движением – меч прошел между правой рукой и корпусом Герды, чуть ниже подмышки, и
