Однако на отходе и чертов йети получил рану – Герда успела рубануть его по голове, и если бы он не успел убрать череп – точно бы его расколола. Меч прошел вдоль головы, снеся левое ухо вместе с кусочком скальпа.
Это был отличный удар, и я невольно кивнул головой – хорошо! Теперь кровь заливала врагу один глаз, и ему приходилось постоянно его оттирать. Раны на голове вообще очень сильно кровоточат. Я в юности ударился головой о дверь в комнате, а там, как на грех, торчала шляпка маленького гвоздика, на который когда-то вешали картинку. Гвоздик пробил кожу на голове, и эта маленькая ранка кровоточила так, что можно было подумать – мне врезали по башке не менее чем топором! Сосудов там много, вот такое дело.
Движения противников еще больше ускорились, хотя вроде бы куда еще-то? Настощ уже не заботился о безопасности и все свои силы положил на то, чтобы тупо, за счет силы и скорости буквально забить Герду своей железякой, пусть даже она и успеет его зацепить. Герда же заботилась о целостности своей шкуры, как д’Артаньян, истово парируя каждый опасный удар или уходя осторожными пируэтами и вольтами.
Наконец настощ совсем обезумел, взревел, пуская пену, и бросился вперед, рассекая воздух размашистыми движениями крест-накрест. Если бы Герда подставилась под такой удар – шансов у нее скорее всего не было бы никаких. Но она увернулась. И не просто увернулась, а одним широким, элегантным движением вспорола живот врага и обратным ходом ударила в позвоночник, перерубив его и тем заставив отключиться ноги противника. Ноги подломились, настощ начал падать, и тогда Герда с выдохом, со свистом клинка отрубила ему руку с мечом, а потом – и другую руку так быстро, что это почти слилось в один звук.
Чак-чак! И вот уже безрукое тело лежит на земле. Желтые зубы скалятся, пропуская утробный рык, а из тех мест, где в плечах только что торчали руки, толчками выбрызгивается темная, остро пахнущая железом кровь. Сделано!
Пошатываясь, Герда подошла ко мне, села на землю и тихо шепнула:
– Он меня едва не уделал! О Создатель, как же они быстры и сильны! Вы были правы, мой лорд, – никакого ближнего боя! Только луки и дротики! А лучше всего – сжигать их огненными шарами!
Я кивнул и, протянув руки, положил их на окровавленную шею женщины. Герда тяжело дышала, и под ней уже натекла приличная лужа крови.
Неслабо он ее почикал… эдак если будет размен один к одному – мы можем и не выдержать. И ведь не простого воина почикал, а воительницу, с детства занимавшуюся единоборствами! Впрочем, скорее всего и майор совсем не простой вояка. Так что сошлись два мастера, и один с большим трудом убил другого.
Но нет, он был еще жив, и когда я подошел, криво усмехнулся и с трудом выдавил:
– Передай бабе, что она очень хороша! Беру свои слова назад. Я – мастер меча и никогда не проигрывал схватку. Прошу, добей меня! Не хочу умирать медленно. Хочу быстрее отправиться на небеса!
Я посмотрел в глаза врагу, в глаза нелюдю, и пошел дальше. Нет тебе легкой смерти! Подыхай в муках! Я совсем не злой человек, но это нелюдь, и он не заслуживает снисхождения.
– Ну что, недочеловек, готов к бою? – Полковник растянул в улыбке толстые губы. – Готов к смерти?
– Нет, не готов, – пожал плечами я и серьезно посмотрел в глаза врагу. – Знаешь, мразь, что мне больше всего в вас ненавистно?
– И что же? Наша сила? То, что за нами будущее? То, что мы лишены вашей слабости? – Полковник радостно скалился и даже подмигнул от избытка чувств. – Знаешь, а я даже не хотел, чтобы шаман тебя убил. Я хочу это сделать сам! Ты глупец, вы все глупцы – ты ради удовлетворения своих жалких понятий о совести готов рискнуть своей жизнью! Вместо того, чтобы послать меня подальше и приказать расстрелять из луков. Или перерезать мне глотку! Вы этим и слабы! Так все же, что тебе больше всего в нас ненавистно?
– То, что вы лжете даже сами себе. Вы паразиты. Вы ничтожные, жалкие паразиты, которые не могут обойтись без людей. Вы называете себя настоящими людьми, но вы ведь не настоящие. Вы жалкие черви, которые выводятся в животах женщины, а выходя наружу – их убивают. Вы мерзкие лживые твари, не имеющие никакого понятия о чести и совести. И в этом ваша слабость. Не будет нас – не будет и вас, жалких глистов. Вы без нас не можете жить!
Морда майора перекосилась, желтые зубы оскалились, и стали видны крупные острые клыки. Да, такой хватанет за руку – куда только эта рука денется!
– Мы используем вас! И ты говоришь, что ВЫ настоящие люди?! Мы едим вас! Я обожаю нежное мясо ваших сучек, особенно если им предварительно перебить кости и вымочить еще живую в соленой воде! Прекрасный вкус! А ты ел теплый мозг только что забитой недочеловековой твари? Во рту тает! Ха-ха-ха… Скоты! Ничего, на следующий сезон сюда придет целый корпус! И тогда все вы будете на фермах! Все! А я буду смотреть с небес, жрать ваших детей и хохотать, хохотать, хохотать!
Нет, не скажу, чтобы меня не задело. Задело, конечно. Нормальный человек не может спокойно слышать такое. Но и разъярить меня до состояния неконтролируемой ярости он не смог. А расчет был явно именно на это. Человек, потерявший контроль над собой, не может эффективно сражаться. А я был намерен сражаться.
Правильно он сказал: мы, люди, именно тем и отличаемся от животных – у нас есть совесть. А еще – мы выполняем обещания. Не все выполняют обещания, конечно – в нас все-таки много осталось звериного естества, но… большинство. Нормальные люди все-таки стараются исполнить то, что обещали. Если получится, конечно.
Я кивнул воительнице, которая держала в руках меч, приготовленный для полковника. Это был тот самый меч, что валялся возле издыхающего майора (тот все еще шевелился! Живучая тварь!). Весь в зарубках от ударов по мечу Герды, но вполне рабочий, способный распахать человека сверху донизу и не затупиться. Хорошую сталь делают твари! Не хуже земной.
Кстати, я помню, как делать хорошие мечи. И мы с этим делом еще разберемся.
Отошел назад, дожидаясь, когда разрежут путы на руках и ногах полковника. Снова луки со стрелами, снова настороженные воительницы – от этого гада можно ожидать чего угодно. Порубит моих девчонок и потом только бросится на меня! Нет уж, я тебе такой возможности не дам!
Но нет. Стоит, разминает руки, трет ноги – видать, затекли. Ран уже не видать – только старые
