Звучало жутко и совсем безрадостно. Из уроков в Академии я помнила насколько серьёзно подобное вмешательство Великих в жизнь простых смертных. Они считали это даром и очень не любили, когда от него отказывались, воспринимая оскорблением. А кара за подобное неуважение была серьёзной.
— И что теперь делать? — сипло спросила у него, отказываясь мириться с несправедливостью. — Должен же быть какой-то выход.
— За вас должен попросить помазанник Великих.
Я сглотнула, чувствуя, как пересыхает от страха во рту.
— Короля? Ты имеешь в виду нашего короля?
Другого помазанника я не знала.
— Да.
Истерический смех сорвался с губ и застыл между нами колкой льдинкой. А еще совсем недавно казалось, что удивить меня больше невозможно.
— Великие, за что?
— На это уйдёт не меньше месяца, — закончил Леонард, совершенно не пытаясь пощадить мои чувства или облегчить боль.
Мне показалось, что я ослышалась.
— Месяц? Ты сказал месяц?
— Да. Я поговорю с Мартином, он долей нам помочь и убедить короля расторгнуть брак.
Пара мгновений, чтобы всё осознать и заставить себя задать самый главный вопрос:
— Эйдан меня ненавидит? — едва слышно прошептала я.
Лео ответил не сразу.
— С виконтом будешь объясняться сама. Но будь я на его месте, то разорвал все отношения с такой невестой, обратился к адвокатам и уничтожил её семью, смешав с грязью. Грехи есть у всех, так вот я бы вытащил все скелеты и выставил на всеобщее обозрение.
— Но ты не на его месте.
— Вот и радуйся. Виконт тебя любит, несмотря ни на что, на этом и будем играть. А вот его мать проблема.
— Это ведь не удастся скрыть, не так ли? Как быть?
— Скажем всё как есть.
— Совсем всё?
— Всё, что необходимо, чтобы максимально сгладить скандал. Санроу тоже не захотят вывешивать грязное бельё на всеобщее обозрение. Так что тебе повезло, Селина. Четыре года назад мне удалось вытащить тебя, но сейчас пришла пора самой отвечать за свершенное.
Больше с Леонардом мы не разговаривали. Весь оставшийся путь до нашего поместья каждый смотрел в своё окно и молчал.
Не знаю, о чём думал брат, по его непроницаемому виду ничего нельзя было понять, а я вспоминала.
Да, мне следовало думать о том, что будет, когда мы приедем. Как смотреть в глаза родителям, гостям и Эйдану. Надо было придумывать слова, которые я скажу, представлять, как буду вымаливать прощение у жениха. Приготовиться к позору, который непременно падёт на мою голову. Ведь для того, чтобы выстоять против общественного осуждения, нужна нечеловеческая стойкость и железные нервы.
Но я так устала. Слова не складывались, мысли путались, и я просто вспоминала, прокручивая счастливые и яркие воспоминания, пытаясь в них найти утешение и силы.
Искра появилась за день до моего семнадцатилетия. Именно с этого дня жизнь изменилась, став другой, делая меня отличной от остальных. Той, которой коснулась печать Великого Сына.
В тот день мы гуляли с подругами в Гарет-парке. Стоял приятный летний денёк, послеполуденное солнце ярко светило, пели птицы, мелодично журчала вода в небольшом озере в центре парка.
Я хорошо помнила, как слуги расстелили нам плед в тени огромного раскидистого дуба. Плед был клетчатый и очень мягкий. Из плетёных корзинок на него перекочевали блюда с фруктами, ягодный безалкогольный пунш с кусочками фруктов и прозрачными кубиками льда и небольшая корзинка с пирожными.
Положив шляпку с широкими полями рядом, я сидела, откинувшись назад и опираясь руками о покрывало, жмурясь от удовольствия, когда солнечный лучик, кое-как пробравшись сквозь листву, упал мне на лицо.
Загорать нам запрещалось. Истинная леди должна быть бледна и холодна. А мне так не хватало тепла и не только физического.
Для полного счастья хотелось снять еще и туфельки, но этого делать нельзя было никак. Во-первых, тонкие чулки запачкаются или порвутся. А во-вторых, это же будет грандиозный скандал. Дочь леди и лорда Торнтонов ходила по парку на глазах сотни отдыхающих, сверкая голыми ступнями.
— Я слышала, виконт Санроу оказывал тебе знаки внимания на балу мадам Круиз, — оторвав небольшую зелёную виноградинку и отправляя её в рот, произнесла Жульетт, привлекая моё внимание.
— Нас представили друг другу только вчера, — улыбнувшись, ответила ей.
— И ты танцевала с ним два танца, — добавила кареглазая Полли, переглянувшись с веснушчатой Оливией.
— Все это видели, — кивнула та. — Не удивлюсь, если в сегодняшнем «Сплетнике» появится статья о вас.
Меня это не пугало. Ничего предосудительного мы не сделали, и бояться было нечего. Наоборот, такое внимание мне даже нравилось.
— Он красив, умён и очарователен. Недавно вернулся из Фрео, где проходил двухлетнюю службу при дворе императора.
— А еще виконт очень богат, — вставила Полли.
Для подруги это было самым главным. Три года назад отец промотал на скачках всё состояние и единственное, что у них оставалось, это имя. Теперь девушка искала жениха побогаче. В тот момент выбор был остановлен на господине Понсе — сорокалетием вдовце с залысинами и толстым животиком, который годился девушке в отцы. Даже его единственный сын Генри Понсе был старше девушки на целый год, но её это совершенно не смущало.
В конце концов, она всё-таки стала женой господина Понсе сразу после своего совершеннолетия. Только брак продлился недолго. Уже через восемь месяцев Полли стала вдовой при весьма щекотливых обстоятельствах. Ходили слухи, что уважаемого господина хватил удар, когда он застал молодую супругу в одной постели со своим сыном. Доказательств не было, но Полли пришлось в спешке покинуть столицу, перебравшись в провинцию, где через полгода она произвела на свет здоровую девочку. Как только траур закончился, они с Генри поженились. По возвращении из Академии я отправила им письмо с поздравлениями и подарок — фарфоровый сервис на двадцать четыре персоны. Надеюсь, они будут счастливы.
Но это всё будет потом, а тогда мы просто отдыхали.
— Селии это неважно, — хмыкнула Жульетт. — За неё дают такое приданное, что нам и не снилось. Она у нас девушка обеспеченная и родовитая.
Разговоры о деньгах утомляли и вызывали тоску.
Я быстро встала со своего места и потянулась.
— Пойду к озеру. Кто-нибудь хочет со мной?
— Мы посидим тут, — улыбнулась Оливия.
Я пожала плечами и отправилась по дорожке вниз, один из слуг тенью последовал за мной на расстоянии пяти шагов. Не надо быть гением, чтобы понять, о чём подруги будут шептаться. Я знала, что они завидовали мне, и это вызывало в груди непонятную боль.
Матушка, которой я рассказала о своих подозрениях, лишь махнула рукой.
— Ты Торнтон, тебе должны завидовать. Чем больше, тем лучше.
Но мне хотелось другого, чтобы со мной просто дружили, а не перемывали косточки, стоит только отвернуться.
Именно у озера искра и проснулась.
Дуновение легкого ветерка, ласкающего кожу, внезапно в одно мгновение сменилось штормовым вихрем, сбивающим дыхание и едва не свалившим меня с ног. Я пошатнулась, хватаясь руками за воздух, пытаясь не
