«Было», — эхом повторилось в голове.
— Было, значит…
Она села на кровати и постаралась вспомнить странный сон в подробностях. Щенка, безлюдные улицы, пыльную дорогу… Кажется, был вечер… Или уже ночь? И тот человек, которого везли в какой-то дом, — «она»… Рука, в которую щенок тыкался носом, была небольшой, определенно женской… девичьей…
— Что я должна понять? Нет, естественно, что, когда кого-то куда-то везут против его воли, усыпленного, ничего хорошего в этом нет… Но кого? И куда? И что я должна делать?
Если бы ей ответили, было бы замечательно. Но — увы.
Остров мог говорить с ней только в башне, но сейчас туда нельзя. Марти не понимала почему, но чувствовала — нельзя. Да и Джо сегодня на похоронах. Скверно выйдет, если, вернувшись, она снова найдет в архиве незваную гостью, придется давать объяснения, а это тоже нежелательно до поры — острову нежелательно и ей, Марти, по крайней мере, пока она не знала всех правил этой игры…
Но ведь разговор — не единственное решение. Однажды у нее был пациент… Он не выжил в итоге, невзирая на ее усилия, но сейчас не об этом. Тот солдат продержался неделю — обожженное мясо на переломанных костях, — неспособный пошевелиться или издать какой-нибудь звук. Самым здоровым в его теле оказался единственный уцелевший глаз, и Марти, заглядывая в этот глаз, видела, когда ввести новую дозу обезболивающего или влить в рот несколько капель воды… До последнего надеялась спасти его, хоть умом и понимала, что лишь продлевает его страдания. Но он так хотел жить, и желание это не угасало в блеклом глазу… Впрочем, сейчас действительно не об этом.
— Прогуляюсь, — сказала она, обращаясь к невидимому наблюдателю. — Может быть, позавтракаю у Бернис… Если не окажусь где-нибудь еще…
Разве не так они общались в первые дни? Остров водил ее по городу, выбирая дорогу. Вдруг и теперь подскажет верный путь или устроит встречу с нужным человеком?
Адам уже уехал. Возможно. Марти не стала проверять. Ей не нужна была компания для прогулки. И от Беллы, с которой столкнулась в холле, сбежала, отделавшись беглым приветствием. Ведьма хотела сказать что-то или спросить, но ее слова лишь отвлекли бы.
День обещал быть солнечным, но уже не таким жарким, как вчерашний. Ветерок чуть резче и прохладнее, небо не голубое, а насыщенно-синее, чуть плотнее облака у горизонта. Подкрадывающийся к острову шторм загодя предупреждал о себе, словно в той детской игре: «Кто не спрятался, я не виноват».
— Попробуем? — Марти нерешительно остановилась на перекрестке. Налево? Направо? Прямо? На мгновение она почувствовала себя донельзя глупо. Стоит ли доверять снам, голосам и странным видениям? Всему этому может быть иное объяснение. Например: она сошла с ума.
Но подобное объяснение самой не нравилось.
— Предположим, что налево, — пробормотала она себе под нос.
Сложно отличить собственные мысли от подсказок со стороны. Для этого нужно отрешиться от всего, не думать и не строить догадок, что ждет за новым поворотом. Видимо, Марти это удалось, так как спустя час блужданий она оказалась в незнакомой части города, в месте, куда вряд ли пришла бы по своей воле.
«Карго-Верде прощается с Кристин Кроули», — сообщала табличка у входа. Первая часть фразы была выложена на черном фоне выпуклыми белыми литерами, а имя — вписано мелом. Его сотрут, когда гроб увезут на кладбище, и освободят место для следующего.
Кроули. Если мир тесен, что говорить об одном острове?
Марти всмотрелась в вывешенный за стеклом портрет в траурной рамке. Молодая женщина, светловолосая, ясноглазая. Симпатичное лицо, открытое и немного наивное, как бывает у тех, кто и во взрослом возрасте сохраняет верность детским мечтам. Подобные люди созданы для счастья, и только для счастья, перед лицом беды они, как правило, беззащитны…
Дверь похоронного дома готова была впустить ее, но Марти нечего было делать внутри. Мертвые не дают ответов… за редким исключением… Значит, нужно искать живых. Или ждать, пока кто-то из них найдет ее.
Долго ждать не пришлось. Марти едва успела перейти на противоположную сторону улицы, как услышала за спиной зычное: «Мартина!» — и, обернувшись, увидела спешащую к ней женщину. «Только бы не бросилась обниматься!» — подумалось при взгляде на знакомую крепкую фигуру. Подобным сложением обладают обычно борцы или грузчики, но никак не медсестры. Впрочем, для тюремной сестры, имеющей дело с далеко не хрупкими барышнями, несколько фунтов мышц лишними не будут.
— Мартина, ну надо же!
«Видимо, надо», — подумала Марти, предусмотрительно протянув ладонь, и уже распахнувшей объятия сестре Лизе пришлось удовольствоваться рукопожатием. Впрочем, помогло это несильно: руку она трясла так, что в плече хрустнуло. В больном плече, между прочим.
— Я тебя через окно увидела. Думала, зайдешь…
В начале знакомства Марти считала, что сестра Лиза тыкает всем арестанткам, но после выяснилось, что подобное обращение было знаком расположения, а не пренебрежения и к большинству заключенных применялось отстраненное «вы». Касательно окна, в которое ее увидели, пояснений не требовалось.
Марти бросила взгляд на похоронный дом и пожала плечами:
— Зачем? Мы не были знакомы. Я просто проходила мимо, заметила знакомую фамилию, вот и…
— Ну да, ну да, фамилия. — Сестра Лиза энергично закивала, и старомодная соломенная шляпка с искусственными фиалками съехала ей на лоб. — Эдны невестка. Я как узнала, аж страх взял. Помню, когда Джим, сын ее, погиб, в тюрьме надолго покой забыли. Наша госпожа директор по-другому с горем справиться не может, только работой, только так, чтобы все гайки до упора закрутить, чтобы вокруг аж горело и дымилось… А теперь и Кристин, значит. Я даже подумывала другое место подыскать. Привыкла в тюрьме, конечно, но если Эдна опять станет проверку за проверкой устраивать… Возраст у меня не тот уже, покоя хочется…
Сестре Лизе было лишь немногим за пятьдесят, и здоровьем она обладала отменным, но к покою тяготела всегда. Интересно, на кого сейчас, когда рядом нет Марти, она сбрасывает свою работу, чтобы попивать чаи и листать дамские романы?
— В лечебницу вот снова люди нужны, — продолжала она. — И условия там не в пример лучше. Одно
