Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен

диктатуре спартаковской лиги». «Форвертс» призвал народ Германии на борьбу с «тиранией меньшинства».

Левые спешили. Если они не овладеют массами в сложившийся критический период, если не обзаведутся союзниками на левом фланге германской политики, то время для совместной с российскими большевиками всемирной революции может быть упущено. 1 января нового 1919 г. была предпринята попытка расширения базы революции. По инициативе «Спартака» 87 депутатов и 16 гостей из России (среди которых выделялся Карл Радек) встретились на банкете прусского ландтага. Именно здесь и тогда была образована Коммунистическая партия Германии (Лига «Спартака»). Три дня шел учредительный съезд; было решено бойкотировать национальные выборы, поддержать предложение Ленина о продолжении революции с целью создания «диктатуры Советов»[451]. Не все левые вошли в КПГ, некоторые объясняли свой отказ неодобрением линии Либкнехта.

Внимание всех привлекла маленькая и седая Роза Люксембург. Она обратилась к съезду с анализом марксистского подхода к историческим, поворотным пунктам. Следовало противопоставить анархизму демократический централизм. На первой фазе революции — в ноябре 1918 г. — одно капиталистическое правительство было низвергнуто, но заменено буржуазным же правительством. На второй фазе следовало реализовать пролетарскую революцию. Социальный подъем масс должен шаг за шагом оттеснить правительство Эберта — Шейдемана от рычагов власти. Роза Люксембург призвала «штурмом взять Национальную ассамблею». Важно было заменить соглашательские профсоюзы на заводах руководимыми коммунистами «заводскими Советами». Именно они и должны были стать остовом нового революционного порядка, создать который, полагала Роза Люксембург, можно было только, «не мешкая ни секунды». И завершила патетически: «Кто из нас поколеблется отдать собственную жизнь ради этого?»

Аналогия с российскими Февралем и Октябрем напрашивается; но у Ленина в октябре 1917 г. была козырная карта, которой не было у немецких коммунистов: он обещал мир. Что могли пообещать Карл Либкнехт и Роза Люксембург, ради чего пролетарии Германии готовы были бы перевернуть общественный порядок? Диктатура «рабочих Советов» как альтернатива «буржуазной демократии» не виделась общенациональным магнитом, целью, которая оправдывала болезненные социальные эксперименты.

В Германии не очень отчетливо представляли себе, до какой степени «независимые социал- демократы» сплочены, в какой мере это однородное движение. Лишь много позже стало ясно, что такие «независимые социал-демократы», как Эдуард Бернштейн и Карл Каутский, гораздо более консервативны, чем многие из «основной массы» социал-демократов.

В целом же именно мир на Западе в решающей степени подорвал движение крайне левых (подобных российским большевикам) к власти. В их горячности и революционном горении было все меньше смысла, они все больше призывали к тому, что не вызывало общественного отклика. Это была трагедия немецких левых; возможно, в еще большей степени это была трагедия русских большевиков, все поставивших на революционный взрыв в Германии. Теперь этот взрыв мог произойти лишь в случае массового недовольства немецкого народа мирным договором.

Германские левые хотели использовать еще одно обстоятельство. В Риге германские солдаты были против российских «красных» вместе с англичанами. Роза Люксембург прямо указала на это обстоятельство в ходе учредительного съезда. Возмущение, с которым она говорила, сведущим сообщало многое: получается, что социальный фактор для Эберта, немецких генералов и британского правительства важнее даже прежних союзных разграничительных линий. Что же будет в этом случае с Германией, если она полыхнет социальным взрывом?

Политическая ситуация накалялась. После рождественского побоища три представляющих «независимых социал-демократов» комиссара — Эмиль Барт, Хуго Хаазе и Вильгельм Дитман — покинули правительство. Обоснование: с ними не консультировались при принятии важнейших решений, реорганизация вооруженных сил на согласованных прежде позициях. Фактически они сыграли на руку Фридриху Эберту, тот немедленно заполнил вакансии своими сторонниками. Теперь, сказал Эберт, у власти будет «однородный партийный режим». Шейдеман и Ландсбург сохранили свои прежние посты. Профсоюзный деятель Рудольф Виссель стал министром экономики. Густав Носке, усмиритель Киля, стал министром национальной обороны. Он отреагировал мгновенно: «Ну конечно же! Кто-то должен быть кровавой собакой. Я не снимаю с себя ответственности… мои властные полномочия были полными»[452]. Тренер воспринял это назначение с удовлетворением. Но отныне в Советской России имя Носке вспоминалось только с определением «кровавая собака». Эберт дал Носке всю полноту власти в наведении порядка в Берлине.

Важным было назначение на дипломатическом фронте. Профессиональный дипломат — сорокадевятилетний граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау стал государственным секретарем по иностранным делам. Его предшествующая должность — посол Германии в нейтральной Дании, через которую в блокированную Германию поступало импортное продовольствие. Он был типичным прусским дворянином — с моноклем и мундштуком. Мы знаем и о его миссии следить за русским фронтом германской дипломатии. Он был очень активен в деле поисков и поддержки сил, расшатавших политическую власть в России. Его знали как упорного и жесткого человека. Теперь, возглавив германскую внешнюю политику, он получил большие возможности формировать ее — коллеги-министры были во внешнеполитической сфере новичками. Следует отметить, что Брокдорф-Ранцау не имел ни малейшего контакта с группой Эрцбергера — единственного (посредством подписания перемирия) своего рода связующего звена с западными союзными державами. Не подлежит сомнению, что Брокдорф-Ранцау предполагал предстоящую мирную конференцию происходящей на основе «14 пунктов» и других основополагающих документов американской дипломатии, мировидения президента Вильсона.

ПИК

6 января 1919 г. десятитысячная революционная толпа пошла в Берлине по стопам русских большевиков — на штурм старого мира. Перейдя в контрнаступление, полувоенная правая организация захватила Розу Люксембург и Карла Либкнехта и убила их. Это накалило политическую обстановку в Германии. Ее новые вожди теперь сражались на два фронта. На внутреннем они воевали против немецких большевиков, на внешнем решали задачу минимизации потерь перед лицом озлобленного Запада.

Берлин между тем стал особым полем битвы, когда перекрестный огонь угрожал со всех сторон. Это состояние стало перманентным с понедельника, 6 января 1919 г. В эти критические для германской революции дни лояльность тех или иных армейских соединений не была ясна ни революционной стороне, ни правительственному аппарату Эберта. Носке метался у себя в Далеме два дня, прежде чем додумался навестить «фрайкор» в Цоссене, где, собственно, ждали приказов. Высшее военное командование в Касселе хранило в эти дни почти абсолютное молчание. Но это не означало враждебности германских вооруженных сил к центральному правительству рейха. Напротив, Эберт получает все больше сигналов поддержки со стороны так называемых «гарнизонных Советов», готовых «навести в стране порядок», если пред армией будет поставлена такая задача. Высшее военное командование послало две специальные воинские части. Одна расположилась в районе рейхстага и Бранденбургских ворот; другая рассредоточилась напротив рейхсканцелярии.

Оставалось ожидать, что предпримет революционная Германия. Армия встала на пути германской революции; германская армия не подверглась разложению, подобному частям русской армии на протяжении 1917 г. Женская гимназия в Далеме быстро превращалась (слова Носке) в «вооруженный лагерь». «Фрайкор», защищавший рейхстаг, отбил наступление спартаковцев. Армия быстро наладила телефонную связь, она создала автомобильные отряды, что придало ей критически важную мобильность. К утру среды, 8 января 1919 г., Густав Эберт ощутил твердость, которой у него не было долгие недели. Эберт уверенно провозгласил, что национальные выборы будут проведены в течение ближайших десяти дней. «Организованная сила народа остановит анархию». Так была брошена тень на мировых революционеров, которые в Москве и Берлине желали одним махом изменить ход мировой эволюции. Если бы Россия и Германия подали друг другу руки, то даже колоссальная сила вновь уверенной в себе Антанты содрогнулась бы от дурных предвкушений.

Полем настоящих сражений стали вокзалы Анхальтер и Потсдамер, здание Агентства новостей Вольфа, Бель-Альянс-плац. Стучали пулеметы, и слышались разрывы гранат. Роковым для революционного лагеря был переход значительной части берлинских полицейских из-под командования Эйхгорна в