Незаметно для меня утро сменилось днем. Я поняла это по тому, что в какой-то момент пол стал горячим, в голове царила пустота, а в душе одиночество.
Когда дверь в комнате подо мной открылась – видимо, Моне ее не запирала, – я испуганно вздрогнула и села. Какие-то девчонки ворвались в ее комнату, чтобы обыскать ее, и теперь толпились там и рылись в вещах. И этот шум доносился даже сквозь половицы.
Нога затекла от долгого лежания на полу, и сейчас в нее словно воткнулось множество иголок. Голова ощущалась так же. Но я все же добралась до лестницы и, спустившись на один этаж, остановилась у дверного проема комнаты номер десять. И тогда увидела несколько девушек: Гретхен рылась на верхней полке в шкафу, Ана София ковырялась в ящиках стола, а Линда заглядывала под кровать Моне.
Они пробыли в комнате не дольше минуты, но успели в ней похозяйничать. Кровать Моне оказалась перевернута, а простыни кучей сброшены на пол. Ящики комода открыты, а вешалки разбросаны по комнате. Но они опоздали и, видимо, уже поняли это. Моне забрала с собой все, что хотела. Остались только те вещи, которые ей больше были не нужны.
На матрасе лежали разноцветные парики. Она оставила их, все до последнего, хотя и смогла опустошить комнату так, что этого никто не заметил. Линда схватила несколько из них (лавандовый, блондинки, ярко-голубой) и ушла.
Гретхен закрыла шкаф.
– Вещи пропали, – сказала она. – Когда она все это провернула? Я ничего не заметила. А ты?
Я покачала головой.
Ана София тоже выскользнула из комнаты, и мы с Гретхен остались наедине. Она возвышалась надо мной, и я уставилась на натянутые сухожилия у нее на горле.
– Она сказала тебе, куда пойдет?
– Нет.
Гретхен тяжело опустилась на кровать и сгорбилась. Когда готы еще не были в моде, ее вызывающая любовь к черному – толстая подводка, словно оправа, вокруг глаз, чернота с головы до пят – ужасала ее семью. Она сказала, что спугнула близнецов. Но теперь скорее казалась призраком. С ее руки свисал забытый Моне лифчик, бледно-розового, самого ужасного из всех, цвета.
– Но как? – пропищала она. – Как она выбралась отсюда?
Впервые мне пришло в голову, что и Гретхен, наверное, иногда хотелось куда-нибудь уехать или переночевать в другом месте. Но не стала спрашивать, как долго она тут живет. И сколько лет близнецам.
– Не знаю, – ответила я.
Я присела на край матраса. Как Моне смогла перепрыгнуть через ворота и оказаться на улице? И сможет ли кто-то из нас повторить это?
– Я никогда не доверяла ей, – сказала Гретхен, и ее голос снова зазвучал уверенно. – И никогда не считала ее одной из нас.
Резко встала, я при этом чуть не упала. А затем пнула стул так, что тот отлетел к стене.
Из-за этого книга с золотым переплетом, которую она всегда носила с собой, выпала из длинных складок юбки. Она заскользила вниз и приземлилась на пол обложкой вверх между нами. Я дотянулась до нее первой, подняла, и та открылась на случайной странице. Я подняла глаза и увидела, что Гретхен смотрит на меня. А затем пролистала еще несколько страниц и заглянула в начало и в конец. Но внутри оказалось пусто. Все страницы оказались пустыми. Гретхен выхватила книгу у меня из рук. И, опустив голову так, чтобы челка закрывала лицо, вышла из комнаты.
Я потянулась и закрыла дверь, чтобы на несколько минут остаться одной. А потом поставила стул и села на него. Если Моне оставила тут что-то важное, то мне не хотелось, чтобы кто-то нашел это.
Девушки, которые жили в этом доме, на самом деле не так хорошо общались с Моне, как я. Бывают моменты, когда ты доверяешь кому-то свою судьбу. Когда ставишь все на кон, когда ты так напуган, что не видишь выхода, или отыскал свой боевой дух, или просто хочешь спасти собственную шкуру.
Я бы поговорила об этом с Моне, если бы смогла отыскать ее.
Пытаясь понять, что же все-таки произошло, я продолжала сидеть, но тут услышала шорох за окном. А затем мелькнул хвост и раздалось мяуканье. За стеклом появилась серая кошка и посмотрела на меня. Когда я потянулась, чтобы взять ее на руки, она зашипела и ударила меня белой когтистой лапой.
– Привет, – сказала я. – Винни, иди сюда. – Она шипела и не приближалась ко мне: может, я и находилась в комнате Моне, но она понимала, что я не ее хозяйка. – Она забыла покормить тебя? – спросила я, и тут же подумала, что миску и корм Моне, наверное, оставила на крыше, тем самым переложив заботу о кошке на мои плечи.
Но это не имело значения – кошка была слишком быстрой для меня, для кого угодно. Одним прыжком она перемахнула на нижний уровень пожарной лестницы, затем на забор, а затем скрылась в узком переулке.
Я залезла обратно, но тут заметила, что Моне привязала к лестнице шарф в горошек, которым когда-то подвязывала свои искусственные волосы. А из-под него выглядывала сложенная открытка пастельных тонов.
С кувшинкой.
– Забавно, – сказала я.
Но никого не было рядом, чтобы согласиться со мной.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы расшифровать сообщение на обратной стороне, из-за ужасного почерка Моне. Но спустя несколько минут прищуривания и подбора слов я прочитала:
«Если у тебя его еще нет, то проверь тело».
Она не стала писать, что именно. Я и так это знала.
Открытка смялась в моей руке. Я сразу поняла, что она писала про кольцо с опалом и, судя по нацарапанным словам, всегда хотела вернуть его мне. А под телом она подразумевала пустую могилу Кэтрин де Барра.
Все было настолько ясно, словно Моне прошептала мне это на ухо.
Но кое-что я поняла не сразу.
Когда я смотрела на Моне с крыши, то после того, как она бросила вызов физике и доказала, что у нее есть и другая жизнь, она повернулась и посмотрела на меня. И мне показалось, что она словно ждала чего-то. Словно ждала меня.
Я никогда не задумывалась о том, что чувствовала к ней, потому что это было что-то аморфное, что-то запутанное, не поддающееся определению. Может, мне просто хотелось походить на нее, стать такой же безрассудной и в то
