— Ты хочешь работать на складе? — в голосе отца было искреннее удивление.
— Это хорошая профессия, — тихо сказал я.
— Но я надеялся, что ты решишь взять на себя больше ответственности. Сообразно твоим способностям.
Я впервые в жизни почувствовал, что отец мной разочарован. Его нисколько не огорчал тот факт, что я мозгами не вышел, но он был так явно расстроен моим отказом взвалить на себя максимально доступную мне ответственность, что я снова разозлился.
— В рамках своего сектора гражданину разрешено выбрать любую работу, в соответствии со своими склонностями и желаниями, — процитировал я инструкцию для выпускников, — я не сделал ничего предосудительного. А что касается моих способностей, я думаю, ты их переоцениваешь! — сказал я уже громче.
— У тебя 114 баллов! Ты мог бы стать полицейским!
— Но не офицером.
— Да какая разница! — громыхнул отец, слишком поздно осознав, что последнюю фразу произнес не я, а советник Май.
Он весь залился краской, а мама стала бледной, как скатерть.
Я с горечью подумал, что интеллект — это все в этом мире. Май знает меня меньше часа, а уже поняла про меня даже то, в чем я сам еще до конца-то не разобрался.
— Советник, прошу простить мою вспыльчивость, — сделав глубокий вдох, начал отец. Было видно, что он тщательно подбирает слова.
Май милостиво улыбнулась, демонстрируя, что она нисколько не обижена этой нелепой оплошностью.
— Доктрина гласит: неважно, что ты делаешь, — главное, что ты делаешь это максимально эффективно для общества, — начал отец.
— Вот именно! — перебила его Май. — Именно это мы все, я имею в виду официальных лиц, и будем говорить завтра.
— Боюсь, я опять не совсем понимаю, — нахмурился отец.
— Неважно, какую вакансию в рамках своего сектора выбрал выпускник, — главное, чтобы он приносил на своем месте максимальную пользу обществу. Это наша официальная позиция по поводу того, что двадцать два из двадцати семи выпускников, пересдавших сегодня Финальный экзамен, за последние несколько часов подали заявки на вакансии начального уровня в чертов «Зеленый треугольник».
Все это Май произнесла настолько спокойно, что только из-за концовки ее фразы я понял, насколько она раздражена. Двадцать два человека? А я-то думал, я такой один.
— И никакой связи между действиями Якубовского и случившимся сегодня нет, — с нажимом добавила советник Май, — это достоверно установлено следствием. Более того, выходку Франчески нам тоже придется проигнорировать. Своим демаршем она явно планировала привлечь к себе внимание, ей это удалось, но мы не будем ей подыгрывать и делать из нее символ молодежного протеста. Хочет в теплицы — пожалуйста, пусть идет, через несколько недель пресса сама потеряет к ней интерес.
— Но это же… — начал было отец.
— Под мою ответственность. У меня есть полномочия на единоличное принятие такого решения, — отрезала Май.
Отец открыл рот, собираясь что-то спросить, но под взглядом советника молча закрыл его. Как рыба. Я вообще изображал планктон. Что-то как-то многовато откровений для одного ужина.
— И не стоит злиться на сына, Марк. Он в данной ситуации всего лишь жертва нашей халатности и беспечности. И, боюсь, далеко не единственная и не самая серьезная.
— С чего вы взяли? Я сам принял решение! — не выдержал я.
— Эрик! — предостерегающе прикрикнул на меня отец.
— Ничего, — отмахнулась от него Май, — мальчика можно понять. Уверена, что каждый из тех приграничных выпускников, которые завтра пополнят ряды «Треугольника», считает точно так же.
— Приграничных? — не понял я.
— Не знал этого термина? Тех, кто находится в одном-двух баллах от следующего сектора. Самая проблемная и неустойчивая категория. Нам стоило давно выработать какие-нибудь механизмы контроля, — вздохнула Май, — теперь придется тушить уже вспыхнувший пожар.
— Советник, при всем уважении, мне кажется, вы немного преувеличиваете опасность инцидента, — возразил отец, — это всего лишь два десятка выпускников. Какую угрозу они могут представлять? Тем более работая в агрохолдинге?
— Эти два десятка выпускников, уважаемый директор Департамента правопорядка Скрам, злы, недовольны своей судьбой и организованны.
— Да-да, организованны, — подтвердила Май в ответ на удивленный взгляд отца. — Давайте предположим худшее — что Франческа не зря устроила это шоу, и, помимо прочего, ей было нужно, чтобы они все увидели и запомнили друг друга. Они уже организованная ячейка, хотя еще и не подозревают об этом. Как, например, ваш сын.
Отец нахмурился. Я, боюсь не очень успешно, старался не выдавать изумления.
— И, что еще хуже, с завтрашнего дня, уважаемый директор Департамента правопорядка, эти два десятка выпускников станут неотъемлемой частью крупнейшего стратегического объекта, насчитывающего, если мне не изменяет память, шестьдесят тысяч рабочих.
Брови отца сошлись еще плотнее.
Я с трудом удержал челюсть, пытавшуюся отвалиться.
— И, как я уже сказала, благодаря поднятой в прессе шумихе, мы не можем предпринять никаких кардинальных шагов. Если, конечно, хотим сохранить хотя бы видимость приличий. Так что, в свете всего вышесказанного, уважаемый директор Департамента правопорядка, мне отнюдь не кажется, что я преувеличиваю.
— У вас уже есть план действий? — мрачно спросил отец.
— Я его уже реализую, — ответила Май.
— Зачем Франческа это делает? Вы же не можете не иметь никаких предположений? — спросил я, прекрасно понимая, что мои слова звучат дерзко.
Но не спросить я просто не мог, услышанное сегодня перевернуло весь мой мир.
На этот раз отец промолчал по поводу моей несдержанности. Мама вообще уже давно сидела так тихо, как будто ее и не было за столом.
— Зачем? — Май тяжело вздохнула. — Хотелось бы мне знать это наверняка. К сожалению, я не телепат и не пророк. Однако если забыть об отсутствии фактов и включить фантазию, могу предположить, например, что Франческа хочет власти. По себе знаю, что власть куда привлекательнее теплицы с огурцами.
— Но она и так могла бы со временем править Городом! С ее интеллектом система гарантирует ей попадание в Триумвират.
— Могла бы. Возможно, что-то из озвученных тобой условий ее не устраивает.
— Как это? — не понял я.
— Может быть, Фандбир не устраивает «со временем», может быть, «Триумвират».
— Вы полагаете, Фандбир хочет пойти против самих основ системы? — таким мрачным отца я никогда не видел.
Май рассмеялась.
— Нет, Марк. Это моя неудачная шутка, не более того, мы ведь говорим всего лишь о девочке, пусть и способной. На самом деле я подозреваю банальный юношеский бунт, который, по недосмотру директора Штолле, может иметь не самые приятные последствия.
Я растерялся. Только что, как мне казалось, я был свидетелем зарождающегося, невиданного Городом революционного движения, и вдруг — юношеский бунт. Это у них в секторе В такие шутки?
— Ох, вы посмотрите, сколько времени! — воскликнула вдруг Май. — Как же я злоупотребила вашим гостеприимством! Позвольте поблагодарить вас за приятное общество и вкуснейший ужин.
Советник как-то внезапно засобиралась. Я оторопело сидел, кивая, когда требовалось, и пытаясь собрать в кучку разбегающиеся мысли. Буквально через десять минут отец уже вышел провожать Май.
— У меня нет никаких сомнений в
