— Обработке сегодня ночью вне графика подверглись все наши поля и теплицы.
Еще один стакан воды. Я тоже почувствовал, что мое горло пересохло. Все поля «Треугольника»? Как? Это же просто невозможно!
Жажда сковала горло обручем. Пазл сложился в картину. Я опять позволил этому произойти — я же все знал, как и тогда с Пиком, Франческа ведь все мне показала и рассказала, но мне опять не хватило ума понять, что именно я знаю.
Мне нужно было просто позвонить Константину.
— То есть, если коротко, мы потеряли весь наш урожай на полях и в теплицах, — фраза прозвучала как приговор.
Тишина разом превратилась в гул множества голосов, который тем не менее смолк, когда министр снова заговорил.
— Но это, боюсь, не самое страшное.
Господи, что у нас еще-то случилось? Небо частично обвалилось?
— Мы взяли на анализ образцы почвы. Если выяснится, что эта стерва отравила почву, мы столкнемся с куда более тяжелыми последствиями.
Они знают, что это Франческа. Если бы только я предупредил их!
— Вы знаете, кто это сделал?
— Городу грозит голод?
Вопросы сыпались на министра со всех сторон, но он на них даже не реагировал. Было очевидно, что он и на ногах держится из последних сил.
— На вопросы ответят директор Йохансон и госпожа канцлер, — повысил голос спикер.
Главный безопасник директор Йохансон сменил на трибуне совершенно расклеившегося министра. Он гораздо лучше держал себя в руках.
— У нас есть единственный подозреваемый — техник тепличного комплекса Франческа Фандбир, — начал он.
По движению голов и взглядов сенаторов, устремившихся к пустому месту в третьем ряду, я понял, что сенатор Фандбир сегодня отсутствует. Вероятно, он был уже в курсе произошедшего.
— Ее задержали? — раздался выкрик из зала.
— Ищем и скоро найдем, — голос директора был абсолютно бесцветным и лишенным всяких интонаций.
— Преступление готовилось тщательно и долгое время. Фандбир через своих друзей имела отношение к модернизации оросительной системы, а также непосредственно занималась работой с удобрениями, под видом которых она и ввела это пока неизвестное вещество, — продолжал он. — К сожалению, «Треугольник» слишком поздно сообщил нам о произошедшем, в результате чего было допущено несколько фатальных ошибок.
— Мы не знали, что это такое! Отправить людей по домам казалось разумным! — почти взвизгнул министр сельского хозяйства.
Мне это тоже показалось разумным. Если на полях делать нечего, зачем держать на «Треугольнике» толпу народа?
Директор Йохансон ничем не выдал своего раздражения, его речь была все такой же размеренной.
— Вся утренняя смена теплично-полевого сектора «Треугольника» видела, что произошло с урожаем. Поверьте мне, картина там очень эффектная — выглядит все как экологическая катастрофа. Сейчас эти люди уже дома, слухи распространяются со скоростью лесного пожара, и в ближайшие часы мы ожидаем начала паники. Торговые сети уже фиксируют всплеск спроса на продовольственные товары. Мы также считаем вероятным, что люди начнут самовольно покидать свои рабочие места. При худшем варианте развития событий возможные массовые беспорядки. Наши особые подразделения и силы Департамента правопорядка уже готовы выйти на улицы. В ближайший час необходимо принять решение об объявлении режима чрезвычайной ситуации, возможно, потребуется ввести комендантский час.
— Городу угрожает голод? — снова спросил кто-то.
Директор вопросительно обернулся на Май.
— Нет, — уверенно ответила она, — Город располагает стратегическими запасами продовольствия и финансовыми резервами, которые позволят импортировать все необходимое. Но мы определенно столкнемся с экономическими трудностями. Если же выяснится, что «Треугольник» потерял свои поля, нам гарантирован экономический кризис. И крайне напряженная социальная ситуация.
Сенат безмолвствовал.
— Буквально только что мне сообщили, что тело, найденное в водохранилище, опознано, — произнес директор Йохансон, убирая свой телефон, — это труп Франчески Фандбир.
Как же ты это увидела, Татьяна? Я не мог избавиться от видения — багровый кракен идет ко дну. И тащит за собой весь Город.
Новый экономический путь, мать ее!
— Я прошу Сенат в срочном порядке вынести на голосование введение режима ЧС, комендантского часа и разрешение на применение для поддержания порядка специальных средств, в том числе и летальных, — продолжил Йохансон.
По залу пробежал ропот.
— Вы должны понять, что в случае массовых выступлений мы не удержим сектор А водометами и слезоточивым газом. Их слишком много, — в голосе директора впервые появились эмоции.
Это было раздражение.
— Вы говорите о гражданах нашего Города, — раздался откуда-то из-за моей спины решительный властный голос.
— Эти граждане могут уничтожить наш Город! — возразил Йохансон.
— То, что вы предлагаете, уничтожит его наверняка! — на этот раз голос был женским.
Надо же. Сенат не повелся на предложение главного безопасника. Ну, по крайней мере, не в едином порыве.
Май вышла к трибуне, сменив за ней Йохансона. Сейчас начнется. Она их убедит.
— Господа, мы сейчас должны прежде всего думать о том, как смягчить последствия произошедшего. То, что я собираюсь предложить, идет вразрез с принципом гласности, но, как и в прошлый раз, я прошу вас проявить мудрость. На кону само существование Города. Сектор А не готов принять информацию об очередном успешном акте устрашения, мы пожнем бурю и неконтролируемое количество подобных попыток, не говоря уже о резонансе, который это сейчас вызовет. Я не прошу скрыть эту информацию навсегда, мое предложение — засекретить дело Фандбир на семь-десять лет. Лучшим вариантом сейчас будет сообщить общественности, что причиной гибели урожая стал технический сбой в системе орошения.
Даже я поверил, что это действительно лучший вариант.
— Я также поддерживаю предложение директора Йохансона ввести ЧС и комендантский час. Полагаю, давать разрешение на применение летального оружия преждевременно, но прошу рассмотреть возможность наделения меня полномочиями единоличного принятия такого решения на период действия режима ЧС. Как бы мне ни хотелось избежать бремени такой ответственности, ситуация может потребовать очень быстрого реагирования. Конечно, необходимо четко прописать условия, при которых я смогу отдать такой приказ. На этом я буду настаивать.
Неужели они на это купятся? Я огляделся. Сенаторы, лучшие умы Города. Да, они готовы поддержать Май. Не все, не безоговорочно, но тем не менее.
Я впервые в жизни понял, что дело ведь может быть и не в интеллекте. А в чем? В готовности взять на себя ответственность? В храбрости? В какой-нибудь эфемерной силе духа? Черт его знает. Мне не понять, я слишком тупой.
А Май продолжала.
— Я прошу немедленно анонсировать пресс-конференцию. Пусть граждане лучше ожидают трансляцию, чем сметают все с полок магазинов. Министр Грин выступит с сообщением о техническом сбое на «Треугольнике» и сообщит о том, что в Городе нет недостатка продовольствия. Затем выступит Эрик Скрам.
Все взгляды устремились ко мне. Я этого не ожидал. То, что Май хочет остаться в тени, отдав на растерзание репортерам несчастного Грина, — понятно, сама она выступит потом, когда ситуация хоть как-то стабилизируется. Тем или иным способом. Но при чем тут я?
— Почему я? — мой голос прозвучал незнакомо.
Злость в нем превратилась в металл.
— У тебя огромный рейтинг доверия в секторе А. Тебе удастся
